Если исходить из того, что желание большевиков остаться у власти было оправданным, сложно представить, какую еще сельскохозяйственную политику они могли проводить. Хотя экономические последствия реквизирования были губительными, у большевиков не было альтернативы. Но существовал аспект их политики, который еще больше отдалил крестьян и который был продиктован не целесообразностью, а идеологическими соображениями. Закон о земле был «временным», поскольку большевики никогда не отказывались от идеи социалистического сельского хозяйства. Законодательство большевиков последовательно поддерживало коллективы в противовес отдельным крестьянам; большевики сохранили некоторые поместья в качестве государственных хозяйств и агитировали за создание колхозов. Но их коллективистская агитация была очень неуспешной: к концу Гражданской войны коллективам принадлежало менее одного процента от общей возделываемой площади. Поскольку крестьяне быстро захватили ценные земельные участки, для государственных хозяйств остались только менее плодородные земли. Во время Гражданской войны государство, конечно, не могло позволить себе инвестировать значительное количество капитала в должное оборудование для этих ферм. В результате коллективные и государственные хозяйства оставались экономически незначимыми и неприбыльными. Даже притом что участие в них было добровольным, крестьяне ненавидели их. Белая пропаганда извлекала выгоду из этой ненависти. У простого крестьянина на основе памфлетов белых и устной пропаганды могло сложиться впечатление, что бо́льшая часть земли под властью большевиков принадлежит коллективам. Крестьяне ассоциировали название «коммунист» с коммунами и поэтому часто ненавидели коммунистов, даже когда были готовы принять большевиков.
Обеспечить функционирование промышленности в стране оказалось столь же сложным, как и заставить крестьян производить продовольствие. В этой сфере большевикам досталось жалкое наследство. Падение промышленного производства, с достижением низшей точки в конце Гражданской войны, началось не в ноябре 1917 года, а с развязыванием Первой мировой войны. Необходимость утолить ненасытный аппетит армии, мобилизация квалифицированных рабочих, срыв графиков движения транспорта и препятствование внешней торговле стали тяжелым бременем для слаборазвитой российской промышленности.
Когда Ленин вернулся из Швейцарии, он призывал не к национализации, а просто к расширению роли рабочих комитетов, которые были созданы практически везде. После своей победы он не поменял позицию немедленно, но вскоре стало ясно, что разделение ответственности за работу заводов и фабрик между рабочими и управляющими увеличивает неразбериху. Большинство управляющих саботировало политику нового режима. Большевики учредили Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) в декабре 1917 года, но эта мера не задержала сползания в индустриальный хаос. По мере того как заводы и фабрики закрывались, безработные рабочие не могли прокормиться, на железных дорогах прекращалось движение, а материальное снабжение Красной армии оказывалось под угрозой, большевики принимали все более радикальные и отчаянные меры. Экономическая система, родившаяся импровизированно в это темное время, была названа «военный коммунизм».
Отличительной чертой военного коммунизма было замещение работы рыночных механизмов принуждением. Государство законодательно запретило свободную торговлю зерном, и это сыграло непосредственную роль в работе заводов и фабрик. В конце концов, было необходимо принудить людей работать посредством милитаризации труда. Сложно расценивать военный коммунизм как экономическую систему, поскольку, с одной стороны, он позволил красным выиграть Гражданскую войну, но с другой — очевидно, что он не остановил процесс распада. Военный коммунизм принес населению России невыразимые страдания и нищету. Уровень разрухи хорошо отражают статистические данные. В 1921 году валовой национальный продукт российской промышленности составлял только 31 % от довоенных цифр. В случае с тяжелой промышленностью это был всего 21 %. Производство угля с 1913 по 1921 год снизилось с 29 до 9 млн т, электричества — с 2039 до 520 млрд киловатт-часов, стали — с 4,2 млн до 200 тыс. т, а объем железнодорожных перевозок упал с 132,4 до 39,4 млн т. На практике эти цифры означают, что заводы и фабрики закрывались, рабочие оставались безработными, жилища невозможно было отапливать. Это означало, что города не могли произвести ничего для сельской местности, и поэтому крестьян приходилось лишать произведенных ими продуктов питания силой.
Особенно тревожащей проблемой был крах денежной системы. Главной причиной проблемы было царское правительство, которое финансировало войну займами и печатью денежных денег. Большевики не смогли остановить инфляцию. Промышленное производство сокращалось, государство платило по своим счетам, печатая все больше и больше денег. Конечно, это не решало проблему. По мере роста инфляции возникла нехватка бумажных денег, и в конечном итоге деньги потеряли свою ценность. Некоторые большевистские идеологи видели в этом обстоятельстве первый шаг по направлению к социализму, но сложно понять, верили ли в такую нелепость сами пишущие.
Очевидно, что политические меры военного коммунизма по большей части были реакцией на существующую обстановку. Хотя некоторые из лидеров могли попытаться найти идеологическое обоснование исчезновению денежной экономики, более дальновидные определенно сожалели об этом явлении и не питали иллюзий по поводу его природы: это проявление краха и причина нищеты. Однако было бы неверно недооценивать важность идеологии в оценке принципиального подхода большевиков. Их интеллектуальный опыт предрасполагал лидеров большевизма принимать одни решения и отвергать другие. Радикальные действия, такие как милитаризация труда, обладали определенной привлекательностью, поскольку они казались подходящими для революционеров в критической ситуации.
В годы Гражданской войны Россия пережила одну из величайших социальных революций в своей истории. Частично это случилось в результате политической деятельности большевиков, но также и вследствие объективных условий того времени, таких как экономическая разруха, война и голод.
Правящий класс утратил свою основу власти. Десятки тысяч сначала бежали на территории, которые временно оказывались безопасными, а затем покидали страну. Многие обладали управленческой или другой квалификацией, которой большевики были рады воспользоваться. Владельцы заводов и фабрик, графы и бароны, офицеры императорской гвардии и генерального штаба перешли на службу к «классовому врагу», одни на невысокие должности, а другие — на посты непосредственной важности.
Крестьяне, несмотря на свои страдания и нищету, получили огромные выгоды в результате революции. Они стали обладателями земли помещиков и часто даже земельных участков кулаков. Земельная реформа и комитеты бедноты сократили расслоение в деревнях и селах; старания Столыпина были уничтожены. Однако в результате социалистической революции стремление крестьян обладать собственностью не угасло полностью. Можно было предсказать грядущий конфликт между большинством россиян и новыми правителями.
Революция осуществлялась именем пролетариата, но никто не пострадал в ее ходе больше, чем рабочие и городская беднота. Безработица, неудовлетворительные жилищные условия, неспособность режима накормить города сделали жизнь ужасной. Пролетарская революция сопровождалась оттоком пролетариата обратно в деревни и села, с которыми у многих еще оставались связи. С 1917 по 1920 год число городских рабочих в России сократилось с 3,6 до 1,5 млн. Разумеется, большевики понимали, что их слабый социальный фундамент был еще больше подорван. Однако — и в этом состоит ирония марксистской идеологии — рабочие сохраняли лояльность к новому режиму не из-за материальных благ, которые они получали, но из-за своей идеалистичной идейности. Они верили пропаганде нового режима и воспринимали его как свой собственный.
