Игорь с его чувствительностью и напряженностью чувствует боль чуть ли не при каждом взаимодействии с миром до тех пор, пока на терапевтической группе не получает достаточно опыта принятия. Когда он рискует открываться и быть самим собой, всегда находится тот, кому такое открытие близко и понятно, а сам Игорь приятен. Правда, обычно находится и тот, кто Игоря с такими его переживаниями и мотивами не принимает, но при этом от контакта не отказывается. Однажды Игорь рассказывает о своей измене, в полной уверенности, что уж эту-то историю группа не примет и он получит нападки и обвинения в свой адрес. Удивительно, но оказывается, что у большинства в группе есть и такой опыт, и они вполне готовы его с Игорем разделить – не оправдать его, не избавить его от стыда, но понять его переживания. Постепенно чувство отверженности миром у Игоря сменяется на ощущение того, что в этом самом мире очень много похожих на него людей. Когда Игорь перестает отвергать мир – он обретает право жить в нем и быть собой.
С ослаблением нарциссизма у жертвы появляется все больше сил, которые раньше расходовались на поддержание идеальных образов и манипулирование реальностью. Эти силы можно потратить на новые навыки, которые будут касаться выносимости и контейнирования собственных чувств, в основном тревоги, гнева и стыда. В этом процессе жертва учится обращаться к самой себе за поддержкой не потому, что никто больше ей помочь не сможет, а потому, что никто другой ей помогать не должен и это ее личная зона взрослой ответственности. С ответственностью на этом этапе становится намного проще: теперь жертва воспринимает свою ответственность не как обвинение «сама, дура, виновата», а как ресурс, который позволяет ей чувствовать себя активным участником собственной жизни и расширяет варианты свободного выбора. Потери и поражения становятся менее разрушительными, поскольку жертва может контейнировать чувства, больше знает о реальности и о себе, больше способна эту реальность принимать.
Так происходит у Юли: получив с утра неприятное сообщение, в котором от ее услуги отказывается клиент, она вдруг ясно понимает, что может произойти дальше. Тревогу и неуверенность в себе она может разместить в отношениях, спровоцировав партнера на скандал и получив нарциссическую подпитку от его вины. Это может произойти прямо сейчас: утро, муж спит, и она может начать тихонько спрашивать его о том, что он хочет на завтрак, будучи уверенной, что она таким образом о нем заботится. Сонный муж отвечать не будет, она будет ждать, когда он проснется, и не завтракать, поскольку решила сделать это вместе с мужем и порадовать его. У нее будет копиться напряжение. Когда муж наконец скажет о том, чего он хочет, то окажется, что это сложно, или что у Юли нет ингредиентов, или что-то еще, и напряжение продолжит расти. Потом Юля попросит у него денег или сходить в магазин, считая его должным ей за то, что она провела в напряжении все утро, и муж наконец взорвется, что она достала его с этим завтраком и что он ничего не хочет. Юля будет плакать весь день, но в душе ощущать триумф, потому что она права: она хотела сделать ему приятное, а он неадекватно разорался и обидел ее. Это может стать ее нарциссическим ресурсом, для того чтобы справиться с неприятной новостью и ощутить себя лучше.
Юля останавливает себя, идет завтракать в кафе и обдумывает случившееся. Когда она сможет признаться себе в том, что выполнить заказ клиента у нее не получилось и найти с ним контакт – тоже, она сможет вернуться домой и быть адекватной.
Жизнь жертвы при избавлении от нарциссизма становится намного лучше. Возможность жить с энергией и ресурсами помогает жертве обратить внимание на собственные границы и начать их соблюдать, вместо того чтобы жертвовать ими в угоду слиянию. В это же время она начинает соблюдать границы другого человека – и потому, что в принципе лучше понимает и чувствует их, и потому, что нарушение границ становится не так интересно. У жертвы теперь много других способов удовлетворять свои потребности, кроме манипулятивных, и каждый из них менее энергозатратен, чем ее предыдущие навыки. Нарушение границ становится неактуальным – оно возвращает отношения в невроз, а жертва этого уже не хочет. Она хочет свободного и полноценного проявления.
У Таисии отношения – это сплошь нарушенные границы в стиле «ты должен чувствовать вот это, а не вот это». Она не любит маму мужа, муж не любит ее подругу, но они оба требуют друг от друга теплых чувств к тем, кто дорог второй половине. Тая любит шить, Саша любит футбол, Тая интересуется спортом и здоровым питанием, Саша купил современную игровую приставку. Они требуют друг от друга разделения интересов – и то же требование предъявляют к себе. Отношения давно напряженные, каждый испытывает неудовлетворенность своей жизнью, но зато они все делают вместе.
В итоге Тая решается на революцию и говорит: «Я не хочу играть, не покупай игры на двоих, а еще я не буду так часто ходить в гости к твоей маме и куплю себе новую швейную машинку на собственные деньги». Саша сначала изумлен и напуган, но потом чувствует огромное облегчение. Если Тая настаивает на своем праве жить и чувствовать, то и он имеет на это право. К удивлению их обоих, раздельное проведение времени и разные интересы не разрушают их отношения, а делают возможной здоровую близость. Необходимость в нарциссе, роль которого они бессознательно выполняли по очереди, тоже постепенно отпадает.
Жертва, которую уже нельзя назвать жертвой, при терапии нарциссизма получает возможность выхода из слияния и начала собственной полноценной и свободной жизни. У нее достаточно ресурсов и взрослости, чтобы снимать проекции с партнера и не поддерживать отношения, в которых ей снова не будет дела до самой себя. В этих условиях уже возможна и полноценная терапия первопричины всего происходящего – разрушительной психической травмы.
Травма
Дело всегда было в моем отце.
В звуке его шагов, в золотом лице.
Мало воспоминаний, счастливых сцен,
Много молитв о том, чтоб остался цел.
Я бы и не представила никогда,
Что повседневна рук его благодать,
Что мне не нужно ждать от него суда,
Редких улыбок или особых дат.
Я заковала дитя у себя внутри,
В месте, где пусто, холодно и болит.
Так не хотела видеть и говорить,
Что сотворила каменный лабиринт.
Ну и пускай, проклятье уже не снять,
Не подойдут утешить, не объяснят.
Даже не слышно, как плачет и просит дня.
Может, у папы.
А может, и у меня.
Диссоциация
Когда с нами случается что-то по-настоящему плохое, мы теряем свою цельность. Наше непрерывное, не имеющее разрывов бытие заканчивается. Из него пропадают непереносимые чувства, плохие воспоминания, навыки, от которых мы отказываемся во имя самосохранения. Это называется «диссоциация».
