Полина горюет о себе, горюет о своем несчастном детстве, и в этом горевании освобождается от него. Она не забывает, нет, не диссоциируется, но включает в себе эти знания о себе, так же как включает знания о своем цвете волос или о том, какое образование она получила. Ее детство становится частью ее опыта. Во взрослой жизни освобождается место для нового опыта.
Интегрированная и контейнированная злость открывает в ней амбиции, и Полина начинает развиваться в карьере. Интегрированный и отнесенный к родителям страх помогает ей выстраивать большую безопасность и обращает ее к лучшей организации своей жизни, в которой она может полноценно положиться на себя, при том что может положиться и на других людей. Девочка в больнице, которую Полина признала и приняла, приносит в ее жизнь нежность и уязвимость – и в этой любви к себе Полина ухаживает за собой, заботится о своем теле, читает интересные книги, позволяет себе заниматься тем, что ей действительно нравится, например, читать не Достоевского, а Кинга. Качество ее жизни возрастает, и уже не потому, что она осознанно себя контролирует, – забота о себе теперь получается у нее легко и естественно.
Она, наконец, может отделить собственного мужчину от отца, позволив своему партнеру его личные отношения с алкоголем и позволив ему злость, которую теперь может выдержать. Пелена спадает, мужчина перестает быть для нее насильником и нарциссом. Она много говорит о своем распавшемся браке, находя в нем уже не столько патологичность партнера, сколько свою травму. Когда она случайно встречает своего бывшего мужа в супермаркете – она чувствует к нему жалость и грустит о том, что все закончилось именно так. Думает о том, чтобы подойти к нему, и не подходит.
Мы завершаем наши отношения. Для Полины это тоже новое: закончить отношения плавно, прожив грусть расставания, не прервав контакт для того, чтобы не было больно. Она чувствует, что готова жить дальше. И у нее обязательно получится.
На этом работа с нарциссической жертвой заканчивается. Ее задача – не вытянуть жертву из отношений с нарциссом, а научиться строить такую жизнь, в которой она будет способна строить полноценные отношения, – выполнена. Бывшая жертва теперь чувствует себя свободной и может жить собственной жизнью, знает себя и может быть в контакте с другим, может выдерживать все то, что случается в жизни и отношениях, и оставаться при этом целой. У нее есть шрамы, травмы всегда оставляют шрамы, но преимущественно эти шрамы не болят.
Травма навсегда останется уязвимым местом. Когда мы больны, когда у нас нет сил из-за стресса или усталости, мы регрессируем в травму, и нам может казаться, что никакой огромной работы не проделано и мы все так же диссоциированы и в депрессии. Это иллюзия, временное состояние, из которого мы вновь выбираемся на берег своей адекватности. Об этом механизме важно знать любому травматику – он не стал идеальным, не стал тем человеком, с которым ничего плохого не случилось. Это тоже можно принять.
Старые травмы – как камни на берегу: когда в море прилив, когда у нас есть силы и энергия, их не видно, море чистое и гладкое. Когда у нас отлив – старые камни на прежнем месте.
Терапия – это стачивание камней, но не уничтожение их, создание приливов, но не повышение уровня моря навсегда.
Со временем попадание в травму становится для травматика сигналом о том, что уровень его энергии упал и он должен о себе позаботиться. Для некоторых людей таким способом становится поддерживающая терапия, к которой можно обратиться в сложный период своей жизни, чтобы сохранить адекватность, а затем снова жить собственной жизнью.
Чем глубже травмация, чем более она была тяжелой и хронической, чем сильнее диссоциация, тем важнее такая поддерживающая терапия. В отдельных случаях после проработки травмы человек остается в терапии еще на годы, обращаясь к ней как к доступному ресурсу. Иногда терапия сопровождает человека всю его жизнь – уже не для того, чтобы что-то изменить, но для того, чтобы поддержать произошедшие изменения.
В других случаях терапия заканчивается навсегда. Ее этапы не всегда так ясно выражены, как в истории Полины, но во всех случаях успешная терапия нарциссической жертвы предполагает два больших блока работы: создание ресурсного поля (в том числе за счет работы с мазохизмом и нарциссизмом, а также за счет выстраивания отношений с терапевтом) и возвращение и интеграция травматических переживаний. И то и другое требует времени. И то и другое позволяет жертве стать тем, кем она хочет быть, – свободной и взрослой, имеющей энергию на собственную жизнь, умеющей быть в близких и теплых отношениях.
Эта свобода и эта теплота – сокровища. И они останутся навсегда.
