Войтинский, находившийся в Совете, писал: «С утра 3 июля в Петрограде было беспокойно. На заводах и в казармах шли митинги. Настроение было угрожающее. Раздавались большевистские речи… После обеда солдаты принялись разбирать оружие. Как перед несостоявшимся июньским выступлением, из казармы в казарму ходили «депутации», «призывавшие к выступлению и сообщавшие, что «все» уже выступили… Непрерывно звонили в Таврическом дворце телефоны — из полков спрашивали, выступать или нет? Мы отвечали увещеваниями — не поддаваться на провокацию, никуда не выходить из казарм, не брать оружия»
[1639].
Пулеметчики, как было принято, отправили своих представителей и в Кронштадт. Раскольников рассказывал, как около двух часов дня «приехала из Питера группа делегатов первого пулеметного полка, по-видимому, находившихся под влиянием анархистов. По прибытии в Кронштадтский Совет их провели ко мне, как к товарищу председателя Совета». Раскольников позвонил в Смольный, Каменев предупредил его, «что со стороны прибывших делегатов-пулеметчиков можно ожидать провокации». Посланцы от пулеметчиков направились на 10-тысячный митинг на Якорную площадь.
— Товарищи, — со слезливым подъемом говорил анархист, — сейчас в Петрограде, может быть, уже льется братская кровь. Неужели же вы откажетесь поддержать своих товарищей, неужели вы не выступите на защиту революции?
На впечатлительную по преимуществу морскую аудиторию такие речи оказывали сильнейшее впечатление». Раскольников, как видим, все валит на анархистов, хотя именно он и Рошаль вели митинг
[1640].
Забурлил и Гельсингфорс. «Третьего июля в перехваченной шифрованной телеграмме Лебедева и его помощника Дударова Центробалт прочел приказ коммору Вердеревскому потопить подводами (подводными лодками. — В.Н.) суда, которые будут посланы Центробалтом в Питер, — рассказывал работавший там член Военной организации Владимир Александрович Антонов-Овсеенко. — Этот приказ, широко опубликованный Центробалтом, глубоко возмутил прежде всего команды самих подводок. 3 июля на экстренном совещании судовых комитетов почти единогласно была принята резолюция, кончавшаяся лозунгом — «Вся власть Советам!», и единогласно постановлено — арестовать Лебедева и Дударова, направив для этого в Питер делегацию из 65 человек, по одному с каждого судна. Судовой комитет миноносца «Орфей», желая выразить солидарность всего флота, сам предложил свое судно для поездки делегатов. Ночью «Орфей» вышел в море»
[1641]. Но идти ему было дольше, чем кораблям из Кронштадта.
А что же руководители большевиков? На VI съезде партии Сталин расскажет: «Это было 3 июля, в 3 часа пополудни. В особняке Кшесинской на происходившей в то время общегородской конференции обсуждался муниципальный вопрос. Неожиданно влетают двое делегатов от пулеметного полка с внеочередным заявлением:
— Наш полк хотят раскассировать, над нами издеваются, мы дальше ждать не можем и решили выступать, для чего уже разослали своих делегатов по заводам и полкам…
Т. Володарский ответил делегатам, что у партии имеется решение не выступать и члены партии их полка должны подчиниться этому решению»
[1642].
Весьма двусмысленное заявление сделал Томский:
— Наш ЦК приглашает членов и сочувствующих удержать массу от дальнейших выступлений… Мы должны подчиниться решению ЦК, но не нужно бросаться по заводам и тушить пожар, так как пожар зажжен не нами, и за всеми тушить мы не можем. Мы должны выразить наше отношение к событиям и ждать развития
[1643].
Представители полка с протестом ушли. В 4 часа, утверждал Троцкий, Центральный комитет подтверждает решение конференции. «Соответствующее воззвание послано в «Правду» для напечатания на первой странице на следующее утро. Сталину поручено довести до сведения о решении партии объединенного заседания исполнительных комитетов»
[1644].
Похоже, решение об остановке начавшегося выступления действительно было большевиками принято. Церетели приходил к выводу: «В расчеты большевистской партии совершенно не входило организовать вооруженное восстание в Петрограде для поддержки требований пулеметного полка об освобождении его от исполнения воинского долга». На упоминавшееся чуть выше совместное заседание Бюро Исполкомов двух ЦИКов явилась «группа членов большевистского ЦК, от имени которых попросил слово Сталин. Он сообщил собранию, что на заседании большевистской общегородской конференции появились делегаты пулеметного полка с требованием призвать солдат и рабочих столицы к выходу на улицу для протеста против расформирования на фронте целого ряда полков. Сталин заявил, что большевистская конференция в согласии с ЦК большевистской партии ответила этим делегатам, что большевистская партия против выступления, и разослала своих агитаторов в полки и на заводы, с тем, чтобы удержать солдат и рабочих к выходу на улицу. Сделав это заявление в самой категорической форме, Сталин обратился к председателю с просьбой внести в протокол это его заявление и вместе со своими товарищами покинул заседание». Церетели запомнил, как сразу же после ухода большевиков Чхеидзе сказал ему с усмешкой:
— Теперь положение довольно ясно.
— В каком смысле?
— В том смысле, — ответил Чхеидзе, — что мирным людям незачем заносить в протокол заявлений об этих мирных намерениях
[1645].
В это время князь Львов официально сообщает прессе о разногласиях во Временном правительстве по украинскому вопросу и выходе из него пяти «министров-капиталистов». При этом премьер заявил, что «буржуазные элементы больше не пойдут в правительство без определенного соглашения по программе… После чего только и будет возможность говорить о составе нового правительства»
[1646]. Всем стало очевидно, что правительства как целого нет, и оно еще не скоро возобновит работу.
