Выступления в провинции в тот день были. Пришвин описывал «Елецкий погром»: «4 июля уличная толпа разрозненными и вооруженными частями местного гарнизона, подстрекаемая лицами, которые называли себя «большевиками», избила до полусмерти воинского начальника, председателя продовольственной управы, многих крупных торговцев и потом произвела повальные обыски в частных квартирах с расхищением имущества частных лиц. Всем избитым приписывается хранение избытков продовольственных запасов… Расправа с лицами проскрипционного списка была совершена с азиатской жестокостью, их вели по городу босыми, сзади и со стороны били, впереди плясали со свистом и диким пением. В истязании принимали участие многие слободские женщины с неистовым визгом»
[1728]. Но все же выступления за пределами столицы были единичными, и информация о них точно не доходила до большевистского руководства в столице.
Многие считали, что уверенность Ленина в своих силах была поколеблена нокаутирующим пропагандистским ударом, который нанесло в тот день Временное правительство. Были обнародованы документы разведки, доказывавшие связь Ленина с германским генеральным штабом и называвшие имена доверенных лиц в Стокгольме, через которых большевики получали немецкие деньги. Именно эта информация переломила настроения в некоторых полках, поначалу занявших нейтрально-выжидательную позицию — так полагали Милюков, Троцкий, Степун. Это, естественно, подтверждает и Никитин — главный источник информации о немецких деньгах: «Петроградские рабочие перешли на нашу сторону только после того. как узнали об измене Ленина. Только после этих сведений солдаты вышли на улицу и стали на защиту Таврического дворца»
[1729].
Однако вряд ли это так. Войтинский замечал, что, во-первых, вечером 4 июля «солдатские массы еще ничего не могли знать об этой истории, так как даже президиум Исполнительного комитета узнал о ней значительно позже, а во-вторых, не может быть сомнений в том, что солдаты — если бы их настроение не переломилось по совершенно иным причинам — отнеслись бы к разоблачениям правительственной «разведки» как к «гнусной выдумке буржуазии». Церетели и Войтинский утверждают, что главная причина перелома настроения войск — известия о том, что в столицу движутся войска с фронта. «Чаще стали трещать звонки дворцовых телефонов. Из казарм спрашивали, соответствует ли действительности известие о движении воинских эшелонов к Петрограду… Полк просит передать, что он в выступлении не участвовал. Безобразили только две роты. Таково было содержание наших переговоров с петроградскими полками вечером 4 июля»
[1730].
Войска были посланы из 5-й армии Северного фронта, где комиссаром в тот момент был Станкевич. «Петроградский штаб требовал помощи с фронта, — писал он. — Я немедленно разослал во все армии и фронты предложение обсудить меры помощи правительству. Сам я решил выехать в Петроград с первым направляющимся туда эшелоном — с самокатчиками и отрядом 1-й кавалерийской дивизии»
[1731]. Об этом руководители Совета поспешили проинформировать большевиков. После этого на трибуну поднялся Зиновьев, чтобы заявить:
— Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению рабочих организованный характер, и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда: не выходить на улицу, прекратить демонстрации. (Возгласы: «После гор трупов!»)
[1732]
Около двух часов ночи в Таврическом дворце собираются члены большевистского ЦК, ПК, Военной организации и Межрайонного комитета РСДРП. Получено известие об отправке в столицу верных Временному правительству частей с Северного фронта. Руководители «военки» все еще настаивают: «надо идти до конца». Но Ленин обрушивает на них град вопросов:
— Назовите части, которые безусловно пойдут за нами? Какие колеблются? Кто против нас?
И эти вопросы, как рассказывает Константин Мехоношин, «сразу привели нас в трезвое состояние. Решено: после того, как воля революционных рабочих и солдат продемонстрирована, выступление должно быть прекращено. В духе этого решения составляется воззвание»
[1733].
Троцкий подтверждал: «Столкновения, жертвы, безрезультатность борьбы и неосязаемость ее практической цели — все это исчерпало движение. Центральный комитет большевиков постановил: призвать рабочих и солдат прекратить демонстрацию»
[1734].
Зиновьев запомнил, как после этого «мы с Владимиром Ильичем мчимся на автомобиле из Таврического дворца в редакцию «Правды»… На крыльях и на подножках автомобиля с обеих сторон по нескольку наших моряков-большевиков, вооруженных до зубов, с наставленными штыками винтовок». В редакции Ленин успевает вставить воззвание в уже готовый номер газеты. Через несколько минут редакция будет разгромлена юнкерами. Полагаю, если бы Ленин задержался, его бы просто убили, как многих в ту ночь
[1735].
Ленин ночует в квартире Елизаровых. «Кажется, это последняя ночь в его жизни, которую он проводит более-менее «у себя» дома, как частное лицо». Утром 5 июля «Живое слово» вышло с заголовком «Ленин, Ганецкий и Козловский — немецкие шпионы».
Немецкие деньги
Был ли Ленин германским шпионом? Произошла ли Октябрьская революция на немецкие деньги?
Спор давний. Уже в те июльские дни и в последующие месяцы в прессе появились десятки публикаций о связях большевиков с немцами. В послереволюционный период тему активно и плодотворно разрабатывали эмигранты из России
[1736]. В западной литературе этот факт походит как полностью доказанный. Гарвардский историк Адам Улам в своем классическом труде о большевизме писал: «Сегодня уже нет никаких сомнений в том, что, по существу, не считая отдельных подробностей, обвинения соответствовали действительности: большевики получали деньги от немцев»
[1737]. Многие современные российские историки суммировали и усилили ранее звучавшие обвинения
[1738]. В то же время факт связей партии большевиков с немцами отрицался советской историографией. Да и в постсоветское время вышли исследования, доказывающие, что обвинения против Ленина были сфабрикованы спецслужбами Антанты и Временного правительства и соответствующие документы были злонамеренно сфальсифицированы или искажены
[1739].
