— Поезжайте сейчас же в Псков. Постарайтесь отыскать там Крымова. Если его там нет, оставайтесь пока в Пскове; нужно, чтобы побольше было генералов в Пскове
[2159].
Даже в гарнизоне самого Могилева не было единства: «он заключал в себе до трех тысяч преданных Корнилову — корниловцев и текинцев — и до тысячи солдат Георгиевского батальона, тронутых сильно революционным угаром и уже умевших торговать даже своими голосами (на выборах. — В.Н.)… И когда 28 августа генерал Корнилов произвел смотр войскам гарнизона, он был встречен могучими криками «ура» одних и злобным молчанием других»
[2160].
Но в Петрограде была настоящая паника, подогреваемая сообщениями прессы. 11.00. «В кругах Временного правительства положение признается критическим». 12.30. «Правительство получило сведения, что отряд, присланный генералом Корниловым, сосредоточился вблизи Луги». 14.30. «Получены сведения, что через ст. Оредеж проследовало девять новых поездов с войсками Корнилова». 23.00. Временному правительству доложили, что два эшелона корниловских войск прорвались из Нарвы и находятся в полверсте от Гатчины». Милюков писал: «Успех Корнилова в тот момент казался несомненным»
[2161].
Керенский запаниковал. Но он упорно отвергал все сценарии примирения с Корниловым, который ему предлагали едва ли не все авторитетные политики. «Весь день 28 августа меня и других членов кабинета посещали делегации военных и гражданских лиц, предлагая отправиться к генералу Корнилову, с тем, чтобы раз и навсегда покончить с «недоразумением», напишет Керенский. — Нет необходимости говорить, что я отверг все эти предложения о примирении»
[2162].
Милюков сообщил Керенскому:
— Я получил вчера приглашение от Корнилова ехать в Ставку. Это формальное основание поехать в Ставку, если бы мое посредничество оказалось нужным.
По версии Милюкова, неожиданно Керенский заявил в ответ:
— Я не могу лично вести переговоры с Корниловым, но если какая-нибудь группа общественных деятелей считает, что она имеет за собой силу, в таком случае я готов уступить этим силам власть, — и пусть уже тогда они ведут переговоры с Корниловым
[2163].
Примечательно, что Милюков поехал проводить на этот счет консультации. По версии же Керенского, он ответил:
— Я скорее умру, чем подчинюсь правым аргументам силы
[2164].
Послы Великобритании, Франции и Италии «передали через Терещенко «дружеское предложение» о «посредничестве между Керенским и Верховным главнокомандующим генералом Корниловым». Но и они получили те же ответы, что и другие»
[2165]. Керенский не скрывал возмущения: «Послы изложили нам «дружеские соображения» по примирению с взбунтовавшимся против правительства генералом!»
[2166]
Керенский назначил военным генерал-губернатором Петрограда Савинкова. «В Зимнем дворце царила растерянность. Терещенко подавал в отставку. Некрасов предлагал передать всю власть с-р. и с.-д. Некоторые министры избегали ночевать дома. Юнкерский караул приходилось менять по несколько раз в одну ночь, ибо юнкеров во дворце опасались. Такая же растерянность царила и в с.-р. и с.-д. Только ею я могу объяснить, что Чернов ездил на Царскосельский фронт для «инспекции» обороны, что Войтинский требовал от меня разоружения военных училищ и что Церетели и Гоц настаивали на присутствии в штабе округа делегатов от ЦИК, вероятно, для контроля моих приказаний»
[2167].
Как написал Станкевич, военный губернатор Петрограда Савинков никого не мог привлечь. Все комитетское, естественно, отшатнулось от него… В Петрограде в Зимнем дворце одиноко сидел Керенский, покинутый всеми. Солдаты Петроградского гарнизона не хотели никуда выходить»
[2168]. Правительство обречено?
Вечером на совещании — бывших — членов Временного правительства с участием самого Керенского было высказано мнение, что было бы неплохо представить пост премьера Алексееву. «Керенскому пришлось впервые из уст товарищей-социалистов выслушать крайне неблагоприятную оценку своих действий и сделать предложение — покинуть власть по собственному почину, передав ее более сильным». У Кокошкина осталось впечатление, что «если бы состоялось голосование, то за Алексеева могло бы оказаться в этом совещании большинство голосов… Но тут частное совещание было прервано. А. Ф. Керенский спросил после него мнение Некрасова… Он лежал на диване и угрюмо молчал. Принужденный отвечать определенно, он присоединился к тем, кто советовал Керенскому уйти.
Этот момент был концом дружбы и министерской карьеры члена «триумвирата». Керенский колебался недолго. В соседней комнате его ждала депутация от Совета рабочих и солдатских депутатов, и здесь, по крайней мере, он мог быть уверен, что ему не посоветуют ни вступить в переговоры с генералом Корниловым, ни уступить свое место для этой цели генералу Алексееву»
[2169].
В этих условиях, писал военный историк генерал Евгений Иванович Мартынов, «Керенский обратился к большевикам с просьбой повлиять на солдат, встать на защиту революции»
[2170]. Была ли такая просьба или нет, вряд ли можно установить. Обе стороны были заинтересованы факт отрицать. Но это уже не так важно. Главное, большевики и мечтать не могли о столь благоприятном для них развитии событий. Организуя оборону от Корнилова, Совет должен был привести в движение массы рабочих и солдат, которые если и были кем-то организованы, то только большевиками.
Гиппиус 28 августа записала: «И «революционный Петроград» с этой минуты забыл об отдыхе: единственный раз, когда газеты вышли в понедельник… «Правительственные войска» (тут ведь не немцы, бояться нечего) весело бросились разбирать железные дороги, «подступы к Петрограду», Красная гвардия бодро завооружалась, кронштадтцы («краса и гордость русской революции») прибыли немедля для охраны Зимнего дворца и самого Керенского — (с крейсера «Аврора»)»
[2171].
