В это время Терещенко демонстрировал, как мог, уверенность правительства в своей силе представителям дипкорпуса. Фрэнсис, нанеся обычный визит в Министерство иностранных дел, подошел к окну, «откуда я мог видеть около тысячи или больше солдат, располагавшихся на открытом пространстве между МИДом и Зимним дворцом. Мы оба были в большом напряжении, но Терещенко был в более нервном состоянии, чем я. Мы были одни, и оба молчали несколько минут, прежде чем он произнес:
— Сегодня ночью я ожидаю выступление большевиков.
— Если вы сможете его подавить, надеюсь, что оно произойдет.
— Думаю, мы сможем его подавить, — с кажущимся спокойствием ответил министр. И неожиданно добавил: — Я надеюсь, оно все-таки произойдет, можем мы его подавить его или нет, — я устал от этой неопределенности и состояния подвешенности.
Я полностью осознал то ужасное напряжение, под которым жил этот молодой человек». Посол ушел с ощущением надежды и попросил кучера своего экипажа, который катили вперед две серые лошади с американскими флажками на упряжи, проехать мимо солдат. Посол отдал им военное приветствие, и юнкера дружно на него ответили. «Я хотел произвести впечатление на этих людей, — писал Фрэнсис, — тем фактом, что за Временным правительством, которому угрожала опасность, стоит Америка и ее посол»
[2761]. Судя по последующим событиям, этого впечатления оказалось недостаточно.
Предпарламент открыл заседание в 12.30. Докладчиком выступал министр внутренних дел Никитин. Повестка дня заседания? Никогда не догадаетесь. О мерах борьбы с анархией на водных путях. Министр жаловался, что с сентября захваты хлеба, начавшиеся в низовьях Волги, распространились затем на всю водную систему:
— Люди, одетые в солдатскую форму, производят погромы и беспорядки и в остальных местностях России, и единственная мера если не прекратить, то уменьшить анархию — это уменьшить гарнизоны внутри России. Что касается борьбы с аграрными беспорядками, то тут могли бы внести успокоение такие меры земельной политики, которые дали бы крестьянству уверенность в том, что его требования будут обеспечены.
Никитин еще говорил, когда на местах правительства появился Керенский. Министр поспешил свернуть выступление, и по приглашению председательствовавшего Авксентьева на трибуну поднялся министр-председатель. Чтобы произнести свою последнюю речь в этом качестве.
— Господа члены Временного совета Российской республики! Временное правительство поручило мне сделать вам нижеследующее заявление. В последнее время вся Россия и в особенности население столицы было встревожено открытыми призывами к восстанию, которые делались со стороны безответственной, отколовшейся от революции демократии, я бы сказал, крайней не в смысле направления, но крайней в смысле отсутствия разума — части демократии. В это же время другая часть печати также вела агитацию и пропаганду с требованиями немедленной смены Временного правительства и замены существующего образа правления диктатурой. Это печаталось в последнее время в газетах «Новая Русь», «Живое Слово» и «Общее Дело». С другой стороны, призывы к восстанию ежедневно помещались в газетах «Рабочий Путь» и «Солдат», и вместе с тем начались приготовления к действительной попытке ниспровержения существующего государственного строя путем вооруженного восстания.
После чего Керенский стал обильно цитировать известные нам произведения, публиковавшиеся «разыскиваемым, но скрывающимся государственным преступником Ульяновым-Лениным», а также высказывания Троцкого. И рассказал о своих попытках вразумить Военно-революционный комитет.
— Несмотря на целый ряд выступлений, уговоров и предложений, которые шли от целого ряда общественных организаций, и в особенности весьма внушительное заявление, которое было сделано вчера представителями всех приехавших сюда делегатов фронта, мы не получили в срок заявления об отказе от сделанных распоряжений. Нам в 3 часа ночи было сделано только заявление, что принципиально все пункты, предъявленные как ультиматум со стороны военной власти, принимаются… Но, как я ожидал и был уверен по всей предыдущей тактике этих людей, это была очередная оттяжка и сознательный обман. В настоящее время прошли все сроки, и мы того заявления, которое должно было быть в полках, не имеем. Но имеется обратное явление: именно самовольная раздача патронов и оружия, а также вызов двух рот в помощь революционному штабу. Таким образом, я должен установить перед Временным Советом республики полное и ясное состояние известной части населения города Петербурга как состояние восстания
[2762].
Милюков подметил: «Керенский произнес эти слова довольным тоном адвоката, которому удалось, наконец, уличить своего противника, как он уличал Корнилова, в том, что тот тщательно и искусно скрывал. Он и в эту минуту заботился прежде всего о «юридической квалификации», как он тут же выразился. Но с места послышалось ироническое: «Дождались». И Керенский при возраставшем шуме на крайней левой прибавил:
— Мною и предложено немедленно начать соответствующее судебное следствие. (Шум слева). Предложено также произвести соответствующие аресты. (Шум слева не дает А. Ф. Керенскому говорить.)
«Аресты кого? — недоумевал Милюков. — Приказ об аресте Ленина был отдан уже несколько дней тому назад, но Керенский сам ядовито, как он думал, заметил, что «вожаки имеют обычай и чрезвычайную способность скрываться», и им «никакие тяжкие последствия восстания» не грозят… И вся речь Керенского, не такая намеренно красивая, как обычно, скорее взволнованная и растерянная, даже в эту минуту была направлена не к тому, чтобы подавить восстание, а к тому, чтобы оправдать себя в глазах левой и даже в глазах восставших. Чтобы доказать, что они действительно преступники»
[2763].
— Временное правительство предпочитает быть убитым и уничтоженным, но жизнь, честь и независимость государства не предаст.
«Керенскому устраивают овацию, — вспоминал Суханов. — Публика на хорах и весь зал встает и рукоплещет — кроме интернационалистов. Кадет Аджемов в энтузиазме выбегает вперед и кричит, указывая на нас пальцем:
— Дайте фотографию, что эти сидели!
Керенский продолжает:
— Временное правительство упрекают…
— В бестолковости! — кричит Мартов среди шума и волнения.
Председатель призывает Мартова к порядку»
[2764].
— Правительство могут упрекнуть в слабости и чрезвычайном терпении, но, во всяком случае, никто не имеет права сказать, что Временное правительство за все время, пока я стою в его главе, и до этого прибегало к каким-либо мерам воздействия раньше, чем это не грозило непосредственной гибелью государству.
