В 14.00 началось совещание большевистской фракции предстоявшего съезда Советов. Троцкий рассказывал о событиях в столице. «Об изложении перед фракцией плана восстания не могло быть и речи: что говорится в многолюдном собрании, хотя бы и закрытом, неизбежно выйдет наружу». Тут Троцкий был прав: его выступление напечатает газета «День». Он говорил об обороне и взывал к ответственности депутатов:
— Конечно, надо понимать эту оборону достаточно широко. Обеспечение выхода большевистской печати с помощью вооруженной силы или удержание «Авроры» на Неве — это оборона, товарищи? Это оборона! Если бы правительство вздумало нас арестовать, то на этот случай на крыше Смольного установлены пулеметы. Это тоже оборона, товарищи! За исключением ударных батальонов и юнкеров правительству не на кого опереться… Наша задача, обороняясь, но, расширяя постепенно сферу своего влияния, подготовить твердую почву для открывающегося завтра съезда Советов. Мы глубоко убеждены, что завтра раздастся истинный голос страны, выявится настоящая воля народа
[2787].
В разгар совещания прибыла делегация от Городской думы, Троцкий вышел к ней. Делегация, вспоминал Троцкий, «поставила мне несколько неподражаемых вопросов: предполагаем ли мы выступления, какие и когда? Думе необходимо об этом знать «не менее чем за 24 часа». Какие меры приняты Советом для охранения безопасности и порядка? И пр. и пр. Я ответил изложением диалектического взгляда на революцию и предложил Думе участвовать через одного делегата в работах Военно-промышленного комитета. Это испугало их больше, чем сам переворот. Закончил я, как всегда:
— Если правительство пустит в ход железо, ему ответит сталь.
Делегация ушла с тем, с чем пришла. И оставила после себя уверенное чувство в нашей победе»
[2788].
Троцкий вернулся на заседание фракции:
— Две недели назад мы были лишены абсолютно всего… Мы не имели ни газеты, ни кассы, ни войска. Но с того момента, как Временное правительство, правительство дезертиров, собралось вместе с Предпарламентом удрать в Москву, обретая Петроград на голод и сдачу немцам, мы вошли в полное соглашение с солдатской секцией, и теперь наша позиция безусловно сильна. А теперь депутация Городской думы приходит к арестованному Военно-революционному комитету «справляться о судьбе города и государства»
[2789].
Картина внутри штаба восстания радовала большевистский глаз. «В Смольном, в комнате фабрично-заводских комитетов, стояли в очереди делегаты предприятий за ордером на оружие. Столица видела за годы войны немало хвостов: теперь впервые образовался хвост на винтовки. Из всех районов тянулись к арсеналу грузовики»
[2790].
В пять вечера (по иным источникам — ближе к семи) начинается экстренное заседание Петросовета в гораздо более широком, чем обычно, составе — участвуют многие из уже прибывших делегатов Второго съезда. Троцкий выступил с речью, в которой «отметил пройденные этапы, констатировал полное бессилие правительства и первые успехи нового переворота». Он предсказал правительству Керенского 24 или 48 часов жизни:
— У нас есть полувласть, — выразился он о Временном правительстве, — которой не верит народ и которая сама себе не верит, ибо она внутри мертва. Эта полувласть ждет взмаха исторической метлы, чтобы очистить место подлинной власти революционного народа.
Тем временем тройка руководителей восстания, в которой один Чудновский имел фронтовой опыт — он провел несколько месяцев на передовой в качестве большевистского агитатора, — разработала план восстания. Было решено отказаться от массовых демонстраций, которыми невозможно управлять, и уличных перестрелок. Упор на действия небольших мобильных отрядов вооруженных солдат и рабочих, которые должны были взять под контроль все жизненно важные объекты. Тройка отдала распоряжения по занятию вокзалов, наведению мостов, захвату электростанции, петроградского телеграфного агентства, Государственного банка, адмиралтейства, аэродромов, Мариинского и Зимнего дворцов. Назначенным кораблям Балтфлота предписывалось войти в Неву, держа под прицелом орудий и правительственные здания, основные магистрали, а также доставить в город пятитысячный десант кронштадтских моряков.
Одновременно предпринимались меры к тому, чтобы не допустить в столицу войска из окрестностей или с фронта. Днем через радиостанцию крейсера «Аврора» ВРК объявил свое распоряжение: «1. Гарнизон, охраняющий подступы к Петрограду, должен быть в полной боевой готовности. 2. На вокзалах должна быть усиленная охрана. 3. Не допускать в Петроград ни одной войсковой части, о которой не было бы известно, какое положение приняла она по отношению к нынешним событиям. Навстречу каждой части надо выслать несколько десятков агитаторов, которые должны выяснить им, направляющимся в Петроград, что их желают натравить на народ. Корниловские эшелоны, если таковые не подчиняются увещеваниям, должны быть задержаны силой»
[2791].
Большевистская агитация работала и в Петрограде. В 16.00 охранявшие несколько дней до этого Зимний дворец самокатчики снялись с караула, заявив, что дальше нести охрану не будут. Их посты заняли юнкера и ударницы. Окончательно перешла на сторону большевиков остававшаяся нейтральной часть гарнизона Петропавловской крепости. На митинг в цирке «Модерн» собралась последняя колебавшаяся часть ее гарнизона — батальон самокатчиков. «Митинг состоялся в 5 часов; самокатчики все были налицо. В конце митинга громадное большинство самокатчиков высказалось против Временного правительства, за резолюцию большевиков»
[2792].
С наступлением темноты боевые отряды ВРК начали планомерно реализовывать план вооруженного восстания. «По этому плану, — писал Подвойский, — партийные ячейки, фабзавкомы на заводах и комиссары Военно-революционного комитета в воинских частях должны были вывести и доставить на место все вооруженные силы в эту же ночь — в ночь на 25 октября — с таким расчетом, что утром проснувшееся население Петрограда было поставлено уже перед свершившимся фактом овладения восставшими всеми улицами и площадями»
[2793]. Большевики методично захватывали все нервные центры большого столичного города.
