Ильин-Женевский, чьи люди нейтрализовали Павловское училище, подтверждал: «Оказывается, получив приказ Временного правительства прибыть на Дворцовую площадь, юнкера собрались уже выступать, но команда солдат училища категорически заявила, что она не допустит выступления и с оружием в руках будет ему противодействовать. Совместно с отрядами Красной гвардии фабрики «Дукат» и химиками они оцепили училище, расставили пулеметы так, чтобы все входы и выходы были под пулеметным обстрелом, и приготовились, несмотря на свою малочисленность, оказать геройское сопротивление выступлению юнкеров». Ильин-Женевский поспешил на заседание училищного комитета, где вместе с представителями полков произнесли речи о нетоварищеском поведении юнкеров в отношении остальных войск, после чего комитет поставил вопрос о выступлении по приказу правительства на голосование. Трое — за, четверо — против, 18 — воздержались
[2801].
Достаточно четко выполнялись приказы ВРК о нейтрализации войск, вызванных Временным правительством в столицу. Усилиями солдатских Советов и железнодорожников в Выборге была задержана 5-я Кубанская казачья дивизия, в Ревеле — полки 3-го конного корпуса. Ударный батальон увечных воинов не пришел, потому что Царскосельский Совет просто запретил сформированному отряду трогаться с места. В Петергофе подчинявшиеся Совету подразделения задержали и обезоружели отряд 1-й Петергофской школы прапорщиков.
В 20.00 Военно-революционный комитет сочтет, что настало время приглашать в столицу моряков, отправив установленную телеграмму: «Центробалт. Высылай устав»
[2802]. Дыбенко писал, что в тот день в Гельсингфорсе было спокойно. «С утра 24 октября установлена наша комендатура на всех станциях до Петрограда… В Центробалте для руководства избрана тройка в составе Дыбенко, Аверичкина и Измайлова… В 16 часов созывается пленарное заседание Центробалта и судовых комитетов… Получена условная телеграмма из Петрограда. Флоту отдается приказание: боевым ротам прибыть на вокзал к 24 часам…»
[2803]
После девяти вечера, рассказывал Дзенис, было решено «выслать по улицам, прилегающим к Зимнему дворцу, своих разведчиков. Бросалось в глаза необычайное оживление автомобильного движения между дворцом и городом. Мы быстро выставили заставы и начали контролировать проходящих и проезжающих во дворец и обратно. Вскоре ко мне стали приводить одного за другим целую вереницу ответственных работников Временного правительства и военного командования… При помощи задержанных автомобилей (несколько десятков) удалось усилить средства связи полка и, главным образом, Военно-революционного комитета… Через некоторое время получаю из Военно-революционного комитета записку Подвойского: сообщают, что еще не решено, начнется ли борьба завтра. Поэтому наша деятельность пока признается слишком активной и преждевременной. Не понимаем, но подчиняемся приказу. Переходим главным образом на разведывательную работу»
[2804].
Действительно, вечером 24-го ВРК счел нужным на всякий случай сделать заявление: «Вопреки всякого рода слухам и толкам, ВРК заявляет, что он существует не для того, чтобы подготовить и осуществить захват власти, но исключительно для защиты интересов Петроградского гарнизона и демократии от контрреволюционного посягательства»
[2805].
Ленина на них не было.
Ленин узнавал о событиях из газет и от Фофановой. Утренние газеты писали о претворении в жизнь правительственных мероприятий по наведению порядка, об отставке «слишком мягкого» министра Верховского и (!) о согласии ВРК на ведение переговоров со штабом округа. Свидетельство пораженчества и оппортунистического выжидательства налицо.
Около 16 часов Фофанова в городе узнала о начале схватки за мосты и на собственном опыте убедилась, что не через все из них можно перейти. За последними новостями она побежала в Выборгский райком к Крупской. «В комитете удалось получить лишь очень смутные сведения, о которых я рассказала Владимиру Ильичу». Но свежий «Рабочий Путь» с передовицей Сталина он получил точно. Оборонительная тактика ожидания съезда берет верх! Фофанова вспоминала, как Ленин «ушел к себе в комнату и через некоторое время вышел ко мне с письмом в руках… и просил передать его только через Надежду Константиновну, сказав, что он считает, что больше откладывать нельзя. Необходимо пойти на вооруженное выступление, и сегодня он должен быть в Смольном»
[2806].
Записка Ленина пропитана нетерпением: «Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь уже поистине промедление в восстании смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс…
Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.
Нельзя ждать!! Можно потерять все!..
Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа… Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью… Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их…
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно!»
[2807]
Как видим, письмо вновь адресовано низам и среднему эшелону партии, которым Ленин предлагает надавить на партийную верхушку. Но Ленин прекрасно понимал, что никакие «районы и полки» не способны оказать на ВРК и ЦК большее влияние, чем он сам. Он должен идти в Смольный. Ленин просит Фофанову не только передать это письмо супруге, но и через нее получить добро от ЦК на его появление в штабе революции. Фофанова вновь помчалась в Выборгский райком. Техника информирования низов о позиции лидера партии у Крупской налажена. В тот же вечер письмо Ленина было размножено и разослано по всем райкомам Петрограда, а также и в Смольный — до прихода туда Ленина. Крупская также связывалась с ЦК, но Ленину не разрешили идти в Смольный: опасно.
