Суханов, наблюдая за настроением собравшихся, «не замечал ни энтузиазма, ни праздничного настроения. Может быть, слишком привыкли к головокружительным событиям. Может быть, устали. Может быть, немножко недоумевали, что из всего этого выйдет, и сомневались, как бы чего не вышло»
[2952]. После Ленина опять выступал Троцкий:
— С нашей стороны было бы преступлением не разослать революционных комиссаров по всей стране для осведомления о происшедшем широких народных масс.
— Вы предрешаете волю Всероссийского съезда Советов, — звучит из зала.
Троцкий резко отвечает:
— Воля Всероссийского съезда Советов предрешена тем огромным фактом восстания петроградских рабочих, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается только развивать нашу победу
[2953].
«Ну что, товарищ Суханов? — раздался позади меня невысокий женский голос с чуть пришептывающим выговором, — не ожидали Вы, что такой быстрой и легкой будет победа?
Я обернулся. Позади меня стоял незнакомый мужчина с бородой, коротко остриженный, и протягивал мне руку. Основательно всмотревшись, а больше припомнив, кому принадлежит этот довольно приятный контральто, я наконец узнал Зиновьева. Он преобразился радикально.
— Победа? — ответил я ему. — Вы уже празднуете победу? Подождите же хоть немного. Ликвидируйте хоть Керенского, который поехал организовать поход против Петербурга… Да и вообще мы тут с Вами едва ли вполне сойдемся…
Зиновьев молча смотрел на меня с минуту, а потом отошел шага на два в сторону. Ведь он только что высказывался и даже пытался вести кампанию против восстания — из опасения, что оно будет раздавлено. И вдруг дело идет так гладко!
Зиновьев меж тем направился к трибуне:
— Мы находимся сейчас в периоде восстания, — сказал он, — но я считаю, что сомнений в его результате быть не может. Я глубочайше убежден, что громадная часть крестьянства станет на нашу сторону после того, как ознакомится с нашими положениями по земельному вопросу.
«Поздравлял Совет также и Луначарский… Прений по докладу Ленина решили не устраивать. К чему омрачать торжество меньшевистскими речами?»
[2954] Володарский зачитал написанную Лениным резолюцию, в которой Петросовет приветствовал «победную революцию пролетариата и гарнизона Петрограда. Совет в особенности подчеркивает ту сплоченность, организацию, дисциплину, то полное единодушие, которое проявили массы в этом на редкость бескровном и на редкость успешном восстании… Совет убежден, что пролетариат западноевропейских стран поможет нам довести дело социализма до полной и прочной победы»
[2955].
Джон Рид с коллегами подтянулся в Смольный уже после окончания заседания: «Огромные и пустые, плохо освещенные залы гудели от топота тяжелых сапог, криков и говора… Настроение было решительное. Все лестницы были залиты толпой: тут были рабочие в черных блузах и черных меховых шапках, многие с винтовками через плечо, солдаты в грубых шинелях грязного цвета и в серых меховых папахах. Среди всего этого народа торопились, протискиваясь куда-то, известные многим Луначарский, Каменев… Я остановил Каменева, невысокого человека с быстрыми движениями, живым широким лицом и низко посаженной головой. Он без всяких предисловий перевел мне на французский язык только что принятую резолюцию…»
[2956]
После заседания Петроградского Совета собралась большевистская фракция и Петросовета и съезда — всего больше 350 человек. Свердлов информировал о ходе восстания в столице, Ногин рассказывал о ситуации в Москве, Старостин — в Одессе, Ватин — в Донбассе, Голощекин — на Урале. В их изложении поддержка идеи перехода власти в Советам — повсеместная.
Фракционные заседания проводили в тот день в Смольном все имевшиеся там в наличии партии. ЦК меньшевиков постановил не принимать участия в работе II съезда и вступить в переговоры с правительством о формировании нового коалиционного кабинета. Интернационалисты, объединенцы-новожизненцы предлагали участвовать, потребовав от съезда образования правительства из представителей всех социалистических партий. Однако и на меньшевистском левом фланге было немало сторонников бойкота съезда.
У эсеров борьба между правым и левым флангами достигла кульминации. «Мнения разделились, — писала их газета «Дело народа». — Одна часть находила, что в итоге захвата власти явится гражданская война, что партия эсеров не может санкционировать происшедшего переворота. Другая часть находила, что переворот придется признать как свершившийся факт и найти с большевиками общий язык». Гендельман внес резолюцию об уходе партии со съезда, но ее отклоняют 92 голосами против 60
[2957].
Левые эсеры видят возможность взять верх в партии. Мстиславский, один из их лидеров, писал: «Поскольку на местах настроение партийных масс было несомненно левее застывших в февральских настроениях верхов, у нас была смутная надежда вырвать фракцию, а стало быть, и партию целиком из рук ЦК и выпрямить ее в рост революционных событий». Но нет, правые стоят на своем. Колоть партию левые еще не хотят. «Несмотря на огромную напряженность «внутренних отношений», партия официально была единой: фракция съезда была одна», — подтверждал Мстиславский. Но в реальности раскол уже произошел. «Под вечер мне пришлось на час отлучиться: когда я вернулся в Смольный, правые и левые сидели уже в разных комнатах»
[2958].
В Зимнем дворце о том, что «революция свершилась», еще не подозревали и надежд не теряли. Более того, в сумерках появились и новые надежды в связи с приходом подкреплений в лице двух сотен казаков и сорока увечных георгиевских кавалеров. Но качество подкрепления было сомнительно. Синегуб повествует: «Коридор уже был набит станичниками, а в него продолжали втискиваться все новые и новые… Что за рвань? — соображал я, смотря на их своеобразные костюмы, истасканные до последнего. — Э, да у них дисциплина, кажется, тоже к черту в трубу вылетела. Хорошенькие помощники будут…
— Хотя на большом заседании представителей Совета съезда казаков и говорено было о воздержании от поддержки Временного правительства, пока в нем есть Керенский, который нам много вреда принес, все же мы наши сотни решили прийти сюда на выручку. И то только старики пошли, а молодежь не захотела и объявила нейтралитет…».
Начальник Инженерной школы подполковник Ананьин, которому Петр Иоакимович Пальчинский (вообще-то, инженер по профессии) счел на благо поручить организацию обороны дворца, энергично взялся за дело, приказав всем офицерам школ и частей собраться для получения заданий. «Здесь были и казаки, и артиллеристы, и пехотинцы — все больше от военных школ, молодые и старики. Строгие, озабоченные и безудержно веселые… Один полковник кричал:
