Вильямс запомнил: «Было почти десять часов вечера, когда я вошел в Беломраморный зал. Делегаты съезда толпились во всех дверях и проходах, стояли вдоль стен и сидели на подоконниках, — запомнил Вильямс. — Казалось, что незанятыми оставались только огромные люстры под потолком»
[3025]. Там были далеко не только делегаты, но и все желающие и любопытствующие. Супруга Свердлова Клавдия Тимофеевна подтверждала, что «специальных пропусков для входа в зал заседаний не требовалось, а пропуск в Смольный у меня был… Огромный актовый зал был забит до отказа. Делегаты сидели в первых рядах, а остальные — сзади. Делегатские места от гостевых ничем отделены не были»
[3026].
Зал не отапливался, но было жарко и смрадно от испарений сотен человеческих тел. Синий табачный дым поднимался вверх и висел в спертом воздухе. «Офицерские погоны, интеллигентские очки и галстуки первого съезда почти совершенно исчезли, — делился впечатлениями Троцкий. — Безраздельно господствовал серый цвет в одежде и на лицах. Все обносились во время войны. Многие городские рабочие обзавелись солдатскими шинелями. Окопные делегаты выглядели совсем не картинно: давно не бритые, в старых рваных шинелях, в тяжелых папахах, нередко с торчащей наружу ватой на взлохмаченных волосах. Грубые обветренные лица, тяжелые потрескавшиеся руки, желтые пальцы от цигарок, оборванные пуговицы, свисающие вниз хлястики, корявые рыжие, давно не смазывавшиеся сапоги. Плебейская нация впервые послала честное, не подмалеванное представительство, по образу и подобию своему»
[3027]. Недолюбливал Троцкий народ России.
Суханову тоже «бросалась в глаза огромная разница: Петербургский Совет, то есть, в частности, его рабочая секция, состоявшая из петербургских середняков-пролетариев, в сравнении с массой второго съезда казалась римским сенатом, который древний карфагенянин принял за собрание богов… Из окопов и из медвежьих углов повылезли совсем сырые и темные люди; их преданность революции была злобой и отчаянием, а их «социализм» был голодом и нестерпимой жаждой покоя»
[3028].
Трудно себе представить более беспорядочного и сумбурного заседания. Стенограммы не велось. Стенографистки ЦИК из принципа покинули Смольный. В 22.40 Дан — в мешковатом мундире военного врача — позвонил в колокольчик и печально произнес:
— Власть в наших руках.
Пауза, зал затих.
— ЦИК считает излишним открывать настоящее заседание политической речью. Для вас станет это абсолютно понятным, если вы вспомните, что я являюсь членом президиума ЦИК, а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК. Без всяких речей объявляю заседание съезда открытым и предлагаю приступить к выборам президиума
[3029].
В обстановке общего шума и гвалта было предложено заменить президиум (Дан, Гоц, Либер, Богданов, Бройдо, Филипповский), который занимал свое место по праву избрания предыдущим, I Съездом. Новый Президиум большевик Аванесов предлагает выбрать на коалиционной основе, пропорционально числу делегатов, уже записавшихся во фракции: 14 большевиков, 7 эсеров, 3 меньшевика, 1 меньшевик-интернационалист. Фракция украинской соцпартии просит одно место для себя и его получает. Гендельман берет слово от правых эсеров и заявляет, что они не будут участвовать в выборах президиума. С таким же заявлением выступил от меньшевиков Хинчук — бывший председатель Моссовета, будущий советский посол в Берлине. Меньшевики-интернационалисты «воздерживаются» от участия в выборах президиума, «пока не будут выяснены некоторые вопросы»
[3030].
Старый ЦИК ушел, и на его место сели Троцкий, Каменев, Зиновьев, Луначарский, Муранов, Коллонтай, Ногин, Рыков, Рязанов, еще несколько большевиков и левых эсеров — Камков, Карелин, Спиридонова, Мстиславский. Ленин хоть и был избран в президиум, в зале не появлялся. По официальной советской версии, он в этот момент руководил вооруженным восстанием. «Отсутствие имени Свердлова объясняется, очевидно, тем, что он сам составлял список, и в суматохе никто его не поправил, — объяснял Троцкий. — Для тогдашних нравов партии характерно, что в президиуме оказался включен весь штаб противников восстания: Зиновьев, Каменев, Ногин, Рыков, Луначарский, Рязанов».
Председательствовал Каменев, с начала восстания взявший назад свое заявление о выходе из ЦК. Повестка дня, утвержденная прежним Исполкомом (текущая ситуация, Учредительное собрание, перевыборы ЦИК), сразу поломана: Каменев предложил обсудить вопросы о власти и правительстве, о войне и мире.
«Необычный глухой и тревожный грохот врезывается извне в шум собрания: это Петропавловская крепость скрепила порядок дня артиллерийским выстрелом, — писал Троцкий. — Ток высокого напряжения прошел через съезд, который сразу почувствовал себя тем, чем был в действительности: конвентом гражданской войны»
[3031]. На трибуне Мартов, напрягающий изо всех сил свой хриплый голос туберкулезника:
— Необходимо приостановить военные действия с обеих сторон. Вопрос о власти стал решаться путем заговора. Все революционные партии поставлены перед свершившимся фактом. Необходимо мирное разрешение кризиса для создания власти, которая была бы признана всей демократией. Предлагаю избрать делегацию для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями, чтобы достигнуть прекращения начавшегося столкновения
[3032].
«Выступление Мартова встречается шумными аплодисментами очень большой части собрания. Видимо, многие и многие большевики, не усвоив духа учения Ленина и Троцкого, были бы рады пойти именно по этому пути»
[3033], — писал Суханов. К предложению Мартова присоединяются левые эсеры, объединенные социал-демократы и фронтовая группа. Луначарский направляется на трибуну от имени большевистской фракции как самый миролюбивый ее представитель:
— Фракция большевиков решительно ничего не имеет против предложения Мартова. Напротив, она заинтересована в том, чтобы все фракции выяснили свою точку зрения на происходящие события и сказали бы, в чем они видят выход из создавшегося положения.
