— Ведь нас с вами, когда революция настанет, повесят… Или вы надеетесь уцелеть?
— Конечно, — уверенно ответил Ленин. — Это вас повесят, а меня никогда. Как только наступит революция, мы станем во главе движения
[286].
У меньшевиков поначалу возникло преимущество: Плеханову удалось взять под контроль «Искру», создать собственное большинство в Центральном комитете и, используя свои связи в международном рабочем движении, застолбить именно за меньшевиками представительство во 2-м Интернационале.
В начале 1905 года Ленина исключили из ЦК РСДРП. На это он ответил созывом в апреле внеочередного съезда в Лондоне, который большевики называли III съездом, где постановили «принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым»
[287].
Ленин нацелил большевиков на вооруженное восстание для свержения самодержавия и установления демократической республики. В пику меньшевикам, которые настаивали на идее гегемонии буржуазии в российской буржуазно-демократической революции, он предложил стратегию гегемонии рабочего класса, который способен увенчать свою победу установлением революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Обосновав теоретически возможность перерастания революции в социалистическую, Ленин нелегально отправился в Россию для практического участия в революции. Он в восторге от того, что «колоссальная страна со 130 миллионами жителей вступила в революцию, таким образом, дремлющая Россия превратилась в Россию революционного пролетариата и революционного народа»
[288].
В ответ на сетования Плеханова о том, что в декабре 1905 года не нужно было браться за оружие, Ленин утверждает: «Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам невозможность одной только мирной стачки и необходимость бесстрашной и беспощадной вооруженной борьбы… Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу»
[289].
Нельзя сказать, что Ленин сыграл в тех революционных событиях выдающуюся роль. Спасаясь от полицейского преследования, летом 1906 года он перебрался в финскую Куоккалу, а с конца 1907 года — вновь в дальнее зарубежье. Историки подсчитали, что Ленин провел на территории России в 1905 году 45 дней, в 1906 году — примерно 154 дня
[290]. В следующие 10 лет на Родине он не появлялся ни разу.
Революционный период способствовал известному сплочению социал-демократии, большевики и меньшевики выступали совместно в дни Декабрьского вооруженного восстания, большевистская конференция в Таммерсфорсе (декабрь 1905 года) высказалась за слияние партийных центров. Представители большевиков вошли в составы ЦК РСДРП, которые избирались на IV съезде (Стокгольм, апрель 1906 года) и на V съезде (Лондон, апрель-май 1907 года). Произошло объединение, впрочем, довольно формальное, меньшевиков, большевиков, Социал-демократии Польши и Литвы, Латышской социал-демократии и еврейского Бунда. Но и после воссоединения партии Ленин сохранил и фракционные руководящие органы — Большевистский центр (Ленин, Богданов, Красин), газету «Пролетарий», — и идеологическую идентичность.
Идеологически Ленин расходился со своими меньшевистскими коллегами по РСДРП по нескольким основным позициям. Во-первых, он полагал, что рабочий класс самостоятельно может выработать лишь тред-юнионистское сознание, а революционные идеи способна привить ему только интеллигенция в лице революционной партии. Меньшевики исходили из тезиса о классовой самостоятельности пролетариата. Во-вторых, Ленин не видел возможности союза с либерально-демократическими силами в революции. Он отстаивал идею гегемонии рабочего класса и его партии в борьбе одновременно и с самодержавием, и с «либеральной буржуазией» за диктатуру пролетариата. Ленин предостерегал от «конституционных иллюзий» и не считал идеалы демократии самоценными. Меньшевики готовы были к сотрудничеству со всеми оппозиционными режиму силами, в том числе и с кадетами.
В-третьих, Ленин не возражал против революционного насилия. Конечно, он осуждал мелкомасштабный индивидуальный террор эсеров. Но, по его словам, «нисколько не отрицая в принципе насилия и террора, мы требовали подготовки таких форм насилия, которые бы рассчитывали на непосредственное участие массы и обеспечивали бы это участие»
[291]. Меньшевики же отрицали террор как индивидуальный, так и массовый.
Наконец, Ленин считал необходимым строить партию не как массовую организацию, а как законспирированную и жестко дисциплинированную группу, объединенную верой в вождя и его учение во имя захвата власти через вооруженное восстание. Ленин не приветствовал никакого плюрализма внутри РСДРП(б). Меньшевики, напротив, допускали свободу мнений и возможность различного толкования марксистской теории.
Многим выдающимся современникам, причем и ненавидевшим большевиков, и входившим в их партию, бросалась в глаза почти религиозная природа ленинизма. «Как вероучение фанатическое, оно не терпит ничего рядом с собой, ни с чем ничего не хочет разделить, хочет быть всем и во всем, — замечал Бердяев. — Большевизм и есть социализм, доведенный до религиозного напряжения и до религиозной исключительности»
[292]. Георгий Владимирович Вернадский считал большевиков партией только по названию, тогда как в действительности «она была разновидностью ордена иезуитов — тесным товариществом фанатиков, объединенных общим идеалом и связанных друг с другом строжайшей дисциплиной»
[293]. Великий мыслитель XX века Бертран Рассел, посетив Россию в годы гражданской войны, обнаружил: «Искренние коммунисты (а у старых членов партии искренность подтверждена годами преследований) весьма недалеки от пуританских воинов по своей суровой морали и политической решительности»
[294]. Когда Сталин много позже произнесет свою знаменитую фразу о партии как ордене меченосцев, он будет уже далеко не оригинален.
