Мальчишку шатало, словно он был сильно пьян, глаза были какими-то мутными, но он упорно шёл ко мне.
– Всё хорошо, маленький. Всё хорошо. Я сейчас встану, я смогу, и мы пойдём отсюда. – Не знаю кому из нас эти слова сейчас были нужнее.
– В вас... У тебя пробудилось пламя. – Отблески моих татуировок засияли отражением в черных глазах Марса.
– Что? – испугалась я.
– Вы дочь огня! – восхищение пробивалось в голосе Марса.
– Как красиво! – прохрипела, словно была сильно простужена, дочь.
Я опустила взгляд и наткнулась на глаза сына, в которых удивление смешивалось с детским восхищением.
– Нет! Только не это! Меня отправят на отбор, или оман заставит выбрать его. В любом случае меня могут закрыть в каком-нибудь каменном мешке, чтоб я, не приведи пламя, не усилила другой род. И вас не подпустят. Я больше никогда вас не увижу... – у меня начиналась тихая истерика.
– Тихо! – схватил меня за руки Марс, и я зашипела от боли. – Прости! Не надо переживать. Если ты не хочешь, мы никому не скажем. Это будет наша тайна. Семейная! А вязь пробуждения держится не больше минуты и быстро проходит. Никто ничего не поймёт. Здесь же больше никого, никто не рискнул жизнью, чтобы нас вытащить.
Барлик и Малис согласно кивнули. Словно соглашаясь со словами Марса, вязь на моём теле стала утихать. Вскоре, кроме покраснения и ожогов, никаких других следов на коже не осталось. Я еле-еле встала и, подхватив Барлика, которому досталось больше остальных, повела детей на выход. В комнатах Малис и Марса пламя уже бесновалось, но в коридор не рвалось, словно где-то была невидимая черта, через которую огонь не мог переметнуться.
– Это потому что ты с нами. – Объяснил мне Марс, кивнув на мои руки, где раньше была вязь.
За нашими спинами раздался треск. Стоило нам пройти мимо, как огонь из комнаты Малис вырвался в коридор, отрезая дорогу обратно и как будто подгоняя. Когда мы появились из-за поворота коридора, картина почти не изменилась. Секундная тишина нарушилась топотом сапог. Прибежали запыхавшиеся мужчины, окончательно оттеснившие женщин в сторону. При себе у них были крюки и ведра с водой.
– Ираидала! Девочка! – взвыла майриме.
– От чего начался пожар? – с ходу задал вопрос Таргос, у которого весь лоб блестел от пота. – Мы только узнали.
– Кто-то устроил поджог. – Тихо проговорила я, приваливаясь к такой холодной каменной стене. Кожу начало жечь невероятно.
– Что? Как это может быть? С чего ты это взяла? – из майриме посыпались вопросы.
– Ручки комнат были туго связаны. Я их сбивала шестами, что держат ковры. Могу чем угодно поклясться, что это так. – Протянула я из последних сил, наблюдая, как матушка Вали́ осматривает ребят.
– Майриме, похоже, что детям дали снотворное. – Сказала матушка Вали́, что-то одной ей ведомое ища в глазах детей. – Смотрите, какие белки глаз. Я сейчас им дам рвотное, если желчь пойдет синего цвета, значит, и правда специально усыпили.
– Это Файрид! Точно он! Завидует брату, хочет лишить его власти и права на отцовский престол! – сразу нашла виноватого майриме.
– Мы разберёмся в произошедшем, майриме. Не спешите с обвинениями. – Попытался успокоить её Таргос.
– Разберётесь?– прошипела настоящей гадюкой майриме. – Сколько вы уже разбираетесь в нападении на лари? Толку-то! Я говорила сыну, что ты не на своём месте, но он всё равно оставил тебя на этой должности, видите ли, ты его молочный брат! Но теперь он меня услышит! Где ты был, когда это произошло?
– Мы как раз и уезжали из дворца, потому что нужно было схватить человека, участвовавшего в покушении на госпожу. – Сухо ответил ей Таргос. – Остальное в вашей воле, майриме.
Всё что происходило потом, я помню как в тумане. Резко накатилась слабость, всё плыло перед глазами. Я не могла даже определить, я сижу или лежу, или вообще плыву. В какой-то момент перед глазами мелькнуло лицо евнуха, что останавливал меня в шатающемся квартале. Потом Фарли, матушка Вали́...
– Сейчас мы намажем тебя мазью из персика и облепихи, и я напою тебя отваром, чтобы ты уснула. Проснешься, будет уже легче. – Её голос долетал до меня как сквозь трубу.
Мысли зацепились за её слова про персики и облепиху, сразу вспомнила, что я мариновала курицу перед запеканием в кисло-сладком соусе. Но там были абрикосы. И сама я себя сейчас чувствовала, как в духовке.
– Лучше сметаной и чесноком. Вкуснее будет. – Почему-то мне показалось, что я сама курица, а матушка Вали́ совсем не умеет готовить.
– Что с ней? Умом тронулась? – знакомый голос, неприятный.
Рука наткнулась на кого-то лежавшего рядом. Дети. Мои дети. Их надо защитить. Привстала, прикрывая всех троих, и зашипела в сторону голоса.
– Нет, майриме. Немного не в себе от страха, боли и дыма, которым надышалась. Видите, думает, что сейчас будете нападать на её детёнышей. Идите майриме, завтра она уже придет в себя. – Выпроваживала матушка лишних людей из комнаты.
Тишина и темнота, которые наконец-то добрались до меня, показались мне необыкновенно приятны. Отвар матушки наконец-то подействовал.
А вот утро началось со скандала. Точнее с выяснения произошедшего вчера, быстро переросшего в скандал и хорошо, что не в безобразную драку. Утром пришла служанка майриме, спросить о самочувствии детей и "нашей лари".
– Ну, что там с вашей лари, я не знаю. Я Анаис не осматривала. А вот наша лари уже проснулась и даже вон ходит, хотя ей лежать ещё дня три, самое меньшее. – Проворчала матушка Вали́. – С детьми, слава пламени, всё хорошо. Лари Ираидала вчера вовремя успела. Промедли она, или останься, как все, дожидаться помощи, уже и чудо бы не помогло. Не сгорели бы, так задохнулись.
– Ну и что такого удивительного сделала лари, побежав к детям, что ты её так нахваливаешь? – усмехнулась служанка майриме. – Она мать.
– Да? А Анаис не мать получается? Или майриме не бабушка? – удивилась матушка Вали́.
Я встала из-за стола, где сверяла расходы и остатки денег, и вышла к служанке. Та сразу опустила забегавшие глазки, видимо не ожидала, что я в комнате. Сразу стала понятна и причина такого её ответа и нежелания признавать мой поступок. В открытую дверь был виден коридор, где было весьма многолюдно.
– Так я почестей и не прошу, уважаемая. – Ответила я служанке, показывая на ребят. – Как вы, верно, сказали, я мать. И вон моя награда.
С застеленной покрывалом кровати, чтобы можно было её использовать как диван, поднялись мои дети, готовые меня сопровождать, если понадобится.
– Если вы хорошо себя чувствуете, то майриме просила вас прийти к ней. Главе охраны есть что сказать о произошедшем вчера, но без вас он отказывается говорить. – Сообщила она мне.
– Конечно, я пришла бы, даже если бы чувствовала себя гораздо хуже, чем сейчас. Ведите. – Ответила я.
