– Ваш сын никакого отношения к моей ссылке не имеет. – Не согласилась с ней я.
– К ссылке не имеет. А ко всему остальному да! – резко развернулась ко мне лари, заставив отшатнутся от нее, настолько она изменилась. – Твои комнаты чуть дальше, а это мои. Проходи. Договорим без свидетелей!
Стоило служанкам, встретивших свою лари, взглянуть в её лицо, как обе женщины просто испарились, едва лари кивнула им на дверь.
– Присаживайся. Я как ты выплеснуть всё, что накипело, не оглядываясь на то, с кем веду беседу и слышит ли её ещё кто-нибудь, не осмелюсь. Хотя кто знает, на что я буду способна, проживи я год в тех же условиях, что и ты! – вопреки собственному предложению, сама лари переплела пальцы в замок и ходила взад-вперёд перед диваном. – Когда сюда дошли вести о решении Берса, выслать лари, совершенно потерявшую любое представление о допустимых границах дозволенного, вместе с детьми, я просила Инара отменить решение сына и поселить тебя и детей здесь. Я была уверена, что здесь ты быстро придёшь в чувство, творить все, что душе угодно и запускать руку в казну, точно никто не позволит. Извини, но ничего хорошего о тебе мы за эти годы не слышали! Я ума не могла приложить, как я так обманулась, пожалев тебя тогда, на невольничьем рынке. Это я проглядела или это то, что привили тебе в гареме омана? И кое-что из тех разговоров, как я только что сейчас увидела, действительно правда. Ты своенравна и своевольна, не терпишь ограничений, дерзка без меры. Возможно, это лишь защита от всего того, что ты пережила. А мы уже наслышаны про твою беременность! Но... Такое поведение недопустимо для женщины. Ираидала, на тебя смотрят твои сыновья! Для них ты образец того, как должна вести себя женщина. А Малис? Она же растёт сущим сорванцом! Её участие в битве у меня до сих пор в голове не укладывается! Нет, я признаю, что у нее, безусловно, пробудился военный талант. Но она же девочка! Маленькая, хрупкая куколка! По крайней мере была такой, когда я видела её в последний раз, полтора года назад. Но чего от неё ожидать, если её мать ведёт себя, словно дикая хищница, защищающая нору с детёнышами? Совсем недавно Берс узнал о том, что тебя оговаривали, подробности покушения и про то, как на самом деле проходила твоя беременность. И я уверена, что только чувство вины перед тобой избавило тебя от наказания за подобное поведение, да ещё и в присутствии свидетелей. Тем более, императора и отца! Ираидала, я понимаю, что ты оскорблена поведением и отношением Берса, что он во многом виноват, что возможно ты больше не желаешь принадлежать ему. И понимаю, как, наверное, никто другой не сможет понять! К сожалению, я на своей собственной шкуре испытала, каково это, когда ты вынуждена принять мужчину, которого не можешь простить... Я не читаю тебе нотаций и не пытаюсь влезть в душу... Но ты же мать, у тебя трое детей! Что будет с ними? Как они переживут момент, когда узнают, что тебя наказали? Каким это наказание будет? Грязные и тяжёлые работы, это ерунда. А ремни или плети? Что почувствуют они? И в случае необходимости, как ты повлияешь на решения их отца, касающиеся их судьбы, если будешь продолжать и дальше себя вести?
– Я не думала об этом так... – лари словами рисовала передо мной страшную картину.
– Ираидала, – опустилась Лайна рядом со мной и сжала мою ладонь. – Мы рабыни. Высоко взлетевшие, благодаря рождению наших детей. Дотянувшиеся почти что до звёзд. Но перед этими звёздами так и остались рабынями и наложницами. Только теперь, от нас зависит и судьба наших детей. И не важно, что в душе всё восстаёт от негодования и злости, что сердце разбито и даже по осколкам прошлись сапогом, есть вещи, которые нам не подвластны, и мы обязаны их принять! Ради шанса помочь собственным детям, когда будет необходимо. Думай об этом, когда в следующий раз решишь дать волю собственному характеру и норову.
– Просто я считала, что раз оман отправил меня вон и запретил появляться в городе и во дворце, пообещав за нарушение придушить и ноги обрубить по колено, то я почти свободна. – Объяснила я ей. – Что его хотелки меня больше не касаются! А тут оказывается, как ту собачонку за ошейник дёргать можно! Срывать с дома...
– С дома? – снова полыхнули красным янтарем глаза лари Лайны. – С какого дома? Где ты и дети спали на земле? И я даже представлять не хочу, о каких подробностях ты там промолчала! И Файрид, который уговорил меня и отца подождать и дать ему шанс разобраться, что там на самом деле происходит, когда увидел, что твориться в этой "самой богатой провинции", был обязан! Слышишь меня! Обязан вернуть тебя и детей сюда, в столицу, в этот дворец! В нормальные условия. А не сначала отписаться, что рассказы о лари не соответствуют действительности, Берс дурак, племянники у него прелесть, и он сам дурак, что не познакомился с ними раньше, и всё хорошо. А потом, явившись на два дня, не сказать ни слова, кроме расплывчатой фразы, что обживание Геликарнака идёт полным ходом! Я теперь, когда думаю, что он скрывал за словом "обживание", меня трясти начинает от бешенства и хочется устроить выступление, вроде твоего!
– Заметно. – Сказала я.
– Что? – растерялась лари Лайна.
– У вас глаза цвет поменяли и сверкают. – Пояснила я. – Как вот тогда развернулись в коридоре, так до сих пор...
– Кошмар! – закрыла лицо руками лари, посидела немного и пошла к двери. – Марна!
Почти сразу в комнату вошла одна из тех женщин, что была в этой комнате, когда мы сюда пришли.
– Ох, лари... – выдохнула она, едва взглянув на лари Лайну. – Я сейчас!
– Не удивляйся. Я не знаю, знаешь ли ты, о том времени, когда я ещё не родила Файрида. – Тихо сказала она, не глядя на меня.
– Дираф рассказывал. – Решила не бередить воспоминания лари я.
– Об обещаниях и клятвах императора тоже знаешь? – я кивнула. – Я до последнего пыталась верить его словам, что ничего не было, что Майхур все придумала, что самое большое, что она смогла сделать, это расцарапать спину спящему Инару. А потом, когда уже стало известно, что в том покушении виновата майриме омана, стало известно и о беременности Майхур. Она избежала наказания, и доказала правдивость своих слов самым надёжным способом. Когда принесли эту весть, я и император были в лекарской. И я начала искрить.
– Что? – чуть не подскочила я.
– Да. Я была так близка к свободе! Но император не позволил. Он просто что-то нажал на моей шее, лишая сознания, и велел лекарю готовить для меня безвредное для меня и моего положения сонное зелье, на котором меня продержали несколько месяцев. А потом... Про ощущения во время беременности сама знаешь, у всех так. – Зажала она руки между коленями. – Это не единственные мои покои в этом дворце. Есть ещё другие, выдолбленные по приказу императора в толще горы, на которой стоит этот дворец. При любом подозрении о повторении, меня снова ждёт сонное зелье круглосуточно и каменные покои. Император сделает всё, чтобы не допустить того, чтобы моё пламя когда-нибудь пробудилось. Потому что знает, что я уйду. Ни к другому, а просто от него.
– Что? Мне казалось, что вы любите...
– Люблю, Ираидала. Больше жизни люблю. Но измены не прощу. И с кем? С той, что пыталась сжить меня со свету, изуродовать... С той, что пыталась погубить моего ребёнка, пока я его вынашивала! Никогда не прощу! – под конец шептала она.
