– Нет-нет. Пожалуйста, Дэвид. Неужели тебе совсем не нравится?
Он положил руку на голову, прижавшуюся к его груди, и почувствовал короткий шелковистый ежик волос.
– Дьявол, что ты с собой сделала?
Она подняла голову, посмотрела ему в лицо, потерлась губами о его губы и прижалась к нему всем телом.
– Теперь я могу рассказывать, – сказала она. – Я так рада. Нельзя было упускать такую возможность. Теперь я твоя новая девушка, и мы можем ее изучить.
– Дай мне взглянуть.
– Я покажусь тебе через минуту.
Она вернулась и встала у постели напротив окна, так чтобы на нее падало солнце. Она скинула юбку и осталась стоять босиком в одном свитере и нитке жемчуга.
– Ну вот, можешь смотреть, – сказала она. – Такая я теперь стала.
Он долго смотрел на ее длинные, покрытые темным загаром ноги, затем поднял глаза выше – к ее золотисто-каштановой голове, после чего девушка удовлетворенно сказала:
– Благодарю.
– Как тебе это удалось?
– Можно, я расскажу в постели?
– Если не очень долго.
– Нет, это недолго. Позволь мне рассказать. Впервые это пришло мне в голову по дороге сюда, где-то после Экс-ан-Прованса. Скорее всего, в Ниме, когда мы гуляли по саду. Но тогда я еще не представляла себе, как это будет выглядеть и как объяснить парикмахеру, чего я хочу. Но потом я стала размышлять, все обдумала и вчера наконец решилась.
Дэвид взъерошил ей волосы, проведя рукой от шеи к затылку и затем ко лбу.
– Подожди, дай сказать, – продолжила она. – Я знала, что в Биаррице должны быть хорошие парикмахеры – там ведь много англичан – и, приехав туда, сразу направилась в самый дорогой салон. Сначала я попросила мастера зачесать мне все волосы вперед. Он зачесал. Волосы полностью закрыли мне лоб и глаза, так что я ничего не видела. Я попросила подстричь меня под мальчика – первогодка привилегированной школы. Он поинтересовался, какой именно, и я предложила ориентироваться на Итон или Уинчестер – других школ, за исключением Рагби, я просто не помню, но быть как мальчик из Рагби я точно не хочу. Он попросил уточнить. Тогда я сказала – пусть будет Итон, но главное, чтобы волосы падали на лоб. Когда он закончил, я стала выглядеть как самая хорошенькая ученица Итона. Я попросила его постричь меня еще короче, и это уже был, конечно, не Итон, а потом сказала: еще короче. Наконец он сурово заметил мне, что «это уже не похоже на «итонскую» стрижку, мадемуазель». А я говорю: «Мне и не нужна была «итонская» стрижка, мсье. Я просто не знала, как лучше объяснить, чего я хочу. И, кроме того, я – мадам, а не мадемуазель». После чего я попросила его укоротить волосы еще, потом еще, и в результате получилось то ли ужасно, то ли прекрасно. Ничего, что челка коротковата? «Итонская» стрижка лезла в глаза.
– По-моему, чудесно.
– Стрижка классическая просто до ужаса. Мои волосы теперь напоминают звериную шкуру. Проведи рукой.
Он выполнил просьбу.
– Не переживай из-за того, что стрижка получилась слишком классической, – сказала девушка. – Мой рот ее уравновешивает. А теперь, может, займемся любовью?
Она нагнула голову, и он стянул с нее свитер. Хотел расстегнуть замок ожерелья, но девушка остановила:
– Не надо, оставь.
Она лежала на спине, ее ноги были плотно сжаты, голова на простыне рядом с подушкой, жемчуг соскользнул с темного холмика груди. Глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Она почти не дышала. Это действительно была новая девушка, он увидел, что даже рот ее изменился.
– Ты сделаешь все заново, – сказала она. – С самого начала.
– Так – правильно?
– О да. И не жди слишком долго. Нет, только недолго…
Ночью она лежала, обвив его руками, и нежно терлась ершиком волос о его грудь, потом приподнялась и, прижавшись губами к его губам, проговорила:
– Ты такой красивый и податливый, когда спишь. Ты никак не хотел просыпаться. Я думала, ты не спишь, и это было прекрасно. Ты позволял мне делать все, что я захочу. Ты думал, это сон? Не просыпайся. Теперь я буду спать, потому что иначе я превращусь в дикарку. Она не спит и охраняет тебя. Ты спишь и знаешь, что я здесь. Пожалуйста, спи.
Первым, что он увидел, проснувшись на следующее утро, было прильнувшее к нему прекрасное тело, которое он так хорошо изучил. Какое-то время он рассматривал ее шею и плечи, словно выточенные из полированного темного дерева, и темно-рыжую головку, напоминавшую маленького зверька, потом приподнялся и поцеловал ее лоб, ощутив под губами волосы, потом – глаза и потом – очень нежно – рот.
– Я сплю.
– Я тоже.
– Знаю. Появилось какое-то новое ощущение. В эту чудесную ночь все было по-другому.
– Ничего нового.
– Говори что хочешь. О-о, мы так чудесно подходим друг другу. Давай спать?
– Ты хочешь спать?
– Я хочу, чтоб мы оба спали, – сказала Кэтрин.
– Я попытаюсь.
– Ты спишь?
– Нет.
– Пожалуйста, попытайся.
– Я стараюсь.
– Тогда закрой глаза. Как можно спать с открытыми глазами?
– Я сегодня проснулся и увидел, что ты стала совершенно другой. Мне понравилось.
– Правда, здорово, что я это придумала?
– Не то слово.
– Просто я поняла: это единственный способ повернуть время вспять. Неужели ты не понимаешь? Нет, ты не можешь не понимать. Разве можно не понимать, что сейчас, именно сейчас, в эту минуту, когда наши сердца бьются вместе, только это имеет значение? Только это, а мы не ценим, а ведь это так прекрасно и так хорошо, так хорошо и так прекрасно…
Она вернулась в гостиную, подошла к зеркалу, села перед ним, расчесала волосы и критически посмотрела на свое отражение.
– Давай позавтракаем в постели, – предложила она. – Можно выпить шампанского, только хорошего. У них есть хороший брют – «Лансон»
[19] и «Перье-Жуэ». Я позвоню?
– Хорошо, – сказал он и отправился в душ. Запуская воду, он слышал, как она разговаривает по телефону.
Когда он вышел из ванной, девушка сидела на кровати, подложив под спину две взбитые подушки. Еще две аккуратно лежали в изголовье с его стороны.
– Как я тебе нравлюсь с мокрой головой?
– Она лишь слегка влажная. Ты же высушила ее полотенцем.
– Я могу подстричь челку еще короче. С этим я справлюсь и сама. Или попрошу тебя.
– Мне нравится, когда она спадает тебе на глаза.
