– Эта страна никуда не денется. Тебе не надо ничего делать, чтобы сохранить ее. Она всегда будет здесь. Так же, как и «Прадо», – сказал Дэвид.
– Да, но я не пропустила ее через себя. Я не хочу, чтобы все, что я видела, умерло вместе со мной.
– Все твое останется с тобой – каждая миля, которую мы проехали. Вся эта желтая страна, и белые горы, и трава на ветру, и длинные ряды тополей вдоль дороги. Все, что ты видела; все, что чувствовала, останется с тобой. Разве Камарг, Эг-Морт и Ле-Гро-дю-Руа, которые мы исколесили вдоль и поперек, не остались с тобой навсегда? И здесь то же самое.
– А когда я умру?
– Ну, умрешь.
– Но мне ненавистна мысль о смерти.
– В таком случае не думай о ней раньше времени. Смотри, слушай, запоминай ощущения.
– А если я не смогу запомнить?
Он говорил о смерти так, словно для него она ничего не значила. Кэтрин пила вино и смотрела на толстую каменную стену с крошечными зарешеченными окнами, выходившими на узенькую улочку, куда и днем не заглядывало солнце. Свет падал только в дверь, которая выходила на галерею и мощенную старым булыжником площадь под ярким солнцем.
– Когда оказываешься за пределами своего мирка, все вокруг кажется опасным, – сказала Кэтрин. – Наверное, мне лучше вернуться в наш мир – в тот мир, который я создала для нас двоих. Вернее, мы оба создали. В том мире я чувствовала себя успешной. И это было всего четыре недели назад. Наверное, мне лучше стать прежней.
Принесли салат. Зелень салата на темном столе, и солнце на площади за галереей.
– Ну как, тебе лучше? – спросил Дэвид.
– Да. Ах, я снова начала думать о себе и опять стала невыносимой. Я одержима собой как художник своей единственной картиной. Это ужасно. Но сейчас я в порядке и надеюсь, что еще смогу продержаться.
Прошел сильный дождь, и жара спала. В просторном номере отеля «Палас» благодаря плотным ставням держались прохлада и полумрак. Молодые люди искупались в большой глубокой ванне, а потом включили воду на полную мощность, чтобы она разлеталась брызгами, шумела и бурлила. Потом вытерли друг друга полотенцами и переместились в спальню. Они лежали в постели, чувствуя легкое дуновение бриза, пробивавшегося в комнату сквозь щели ставней. Кэтрин оперлась локтями о кровать и положила на ладони подбородок.
– Тебе понравится, если я снова стану мальчиком? Мне это ничего не стоит.
– Ты нравишься мне такая, как есть.
– Это такое искушение. Но, наверное, здесь не следует этим заниматься. Испания – слишком консервативная страна.
– Оставайся такой, как есть.
– Почему у тебя меняется голос, когда ты говоришь об этом? Наверное, я все-таки сделаю это.
– Нет. Не сейчас.
– Спасибо, что хотя бы «не сейчас». Значит, сейчас я могу любить тебя как девушка, а потом – по-другому?
– Ты – девушка. Ты – девушка. Ты – моя прекрасная девушка Кэтрин.
– Да, я – твоя девушка, и я люблю тебя, люблю, люблю, люблю.
– Не болтай.
– Нет, я буду говорить. Я – твоя девушка Кэтрин, и я люблю тебя, пожалуйста, я люблю тебя, всегда, всегда, всегда…
– Не обязательно повторять мне это без конца. Достаточно одного раза.
– А мне нравится говорить это, мне это нужно, и я столько времени была прекрасной девушкой, хорошей девушкой, и я буду ею снова. Я обещаю тебе это.
– Ты могла бы и не говорить этого.
– Нет, мне это нужно. Я говорю это, и я сказала это, и ты это сказал. А теперь, пожалуйста. Ну, пожалуйста.
Они долго лежали молча, потом она сказала:
– Я люблю тебя. Ты такой хороший муж.
– Тебе повезло.
– Я была такой, как ты хотел?
– А ты что думаешь?
– Надеюсь, что была.
– Так и есть.
– Я сдержала обещание, и так будет всегда. А теперь я могу стать мальчиком?
– Зачем?
– Совсем ненадолго. Мне это очень понравилось. Не то чтобы мне этого не хватало, но я была бы рада снова испытать это ночью в постели, если тебя это не слишком расстроит. Можно? Ты не будешь переживать?
– К черту мои переживания.
– Значит, можно?
– Ты так хочешь этого?
Он не спросил: «Тебе это так необходимо?», но она ответила на его невысказанный вопрос:
– Я могу без этого обойтись, но, если ты не против, пожалуйста, позволь мне. Можно?
– Хорошо.
Он поцеловал ее и притянул к себе.
– Никто, кроме нас, не узнает, кто я на самом деле. Я буду мальчиком только по ночам. Днем тебе нечего бояться. Пожалуйста, не беспокойся об этом.
– Хорошо, мальчик.
– Я сказала неправду. На самом деле я не могу без этого. Сегодня на меня вдруг накатило, и я ничего не могу с этим поделать.
Он закрыл глаза и постарался отключиться. Она поцеловала его, и в этот раз все зашло гораздо дальше, и он ощутил безысходность.
– Теперь твоя очередь меняться, – сказала она. – Пожалуйста. Не могу же я сделать это за тебя. Что ж, видимо, придется. Хорошо. Теперь ты изменился. Да. Ты тоже сделал это. Да. Это сделала я, но ты тоже изменился. Да, изменился. Ты моя нежная дорогая обожаемая Кэтрин. Ты моя нежная, моя прекрасная Кэтрин. Ты моя девочка, моя единственная дорогая девочка. О, спасибо тебе, спасибо, моя девочка…
Она долго лежала молча, и он решил, что она заснула. Но она повернулась к нему, приподнявшись на локтях, и сказала:
– Я придумала, чем себя порадовать завтра утром. Я пойду в «Прадо» и буду смотреть картины, представляя себя мальчиком.
– Я пас, – сказал Дэвид.
Глава седьмая
Утром, когда она еще спала, он встал и вышел на улицу, вдыхая бодрящий свежий воздух высокогорного плато. Он прошел вверх по улице до площади Санта-Ана и позавтракал в кафе, просматривая местные газеты. Кэтрин собиралась в «Прадо» к открытию, к десяти утра. Уходя, Дэвид поставил ей на девять будильник. Шагая по улице, он вспоминал ее, спящую; абрис ее прелестной взлохмаченной головки на белой простыне казался отчеканенным на старинной монете, подушка была сдвинута в сторону, под простыней угадывались мягкие изгибы тела. «Она продержалась месяц, – подумал он, – почти месяц. А от Ле-Гро-дю-Руа до Андайе прошло два месяца. Нет, меньше, ведь она задумала это еще в Ниме. Значит, меньше двух месяцев. Мы женаты три с половиной месяца. Надеюсь, она счастлива со мной, хотя в таких вопросах едва ли можно что-то знать наверняка. Достаточно того, что мы вместе. Разница в том, что в этот раз она попросила, чтобы и я изменился, – сказал он себе. – Она очень просила».
