В те годы редко кто приезжал на Средиземное море в летнее время
[5], а в Ле-Гро-дю-Руа и подавно, разве что кто-нибудь из Нима. Здесь не было ни казино, ни других развлечений; постояльцы появлялись в гостинице лишь в самые жаркие месяцы – в купальный сезон; а в остальное время года гостиница пустовала.
В те годы рыбацкие блузы еще не успели войти в моду, и молодой человек удивился не меньше других, когда девушка, на которой он был женат, решила надеть рыбацкую блузу и появиться в таком виде на людях. Она купила их две – для себя и для него – и сразу же, в раковине ванной комнаты, постирала, чтобы ткань не топорщилась. Теперь, после стирки, эта грубая одежда, предназначенная для тяжелой мужской работы, стала значительно мягче и красиво обрисовывала грудь девушки.
Женщины в тех краях не носили шорты, поэтому девушка не решалась надевать их, когда они отправлялись на прогулку в Эг-Морт. Зато в деревушке, в которой находилась их гостиница, все относились к молодой паре с большой симпатией и не обращали ни малейшего внимания на странный наряд девушки; разве что местный священник выражал ей свое неодобрение. Однако на воскресную мессу девушка всегда надевала юбку и кашемировый свитер с длинными рукавами, а голову повязывала шарфом. Молодой человек тоже приходил в церковь и стоял вместе с мужчинами в задних рядах. Они пожертвовали на нужды церкви двадцать франков, что по тем временам составляло больше доллара. Священник, собиравший пожертвования лично, оценил их отношение к церкви должным образом и перестал воспринимать шорты как угрозу нравственности – теперь он считал этот предмет туалета одним из проявлений эксцентричности иностранцев. Священник не заговаривал с молодой парой, когда девушка надевала шорты, однако и не осуждал ее публично, и если вечером ему случалось встретить девушку в длинных брюках, он даже отвечал на ее поклон.
– Я поднимусь наверх и напишу письма, – сказала девушка. Она встала, улыбнулась официанту и вышла из кафе.
– Месье собирается на рыбалку? – поинтересовался официант, когда Дэвид Борн – так звали молодого человека – подозвал его, чтобы расплатиться.
– Подумываю. Как сегодня течение?
– Для рыбалки – в самый раз, – ответил официант. – Если хотите, я дам наживку.
– Я куплю на набережной.
– Нет, возьмите мою. Это настоящий пескожил, у меня его полно.
– А сам ты сможешь пойти со мной?
– Я сейчас на дежурстве. Но позже, глядишь, и выйду – посмотрю, как у вас дела. Снасти у вас с собой?
– Нет, в гостинице.
– Обязательно зайдите ко мне за червями.
Молодой человек хотел подняться в номер к девушке, но, войдя в холл гостиницы и обнаружив возле стойки с ключами свою бамбуковую удочку и корзину с рыболовными снастями, снова вышел на яркий свет улицы, спустился к кафе и дальше на пирс, залитый слепящим солнечным светом. Солнце было жарким, но бриз освежал; отлив только начался. Дэвид пожалел, что не захватил спиннинг и блесны: тогда он смог бы делать заброс поперек течения, за валуны у противоположного берега канала. А так пришлось довольствоваться обычной удочкой с поплавком из пробки и гусиного пера. Он отрегулировал глубину с таким расчетом, чтобы червь находился там, где, по его мнению, должна была кормиться рыба.
Какое-то время Дэвид Борн ловил без малейшего успеха. В далекой синеве моря мелькали лодки рыбаков, охотившихся за макрелью, высокие облака бросали на воду тень. Вдруг поплавок резко ушел под воду, леска натянулась, молодой человек подсек и, приподняв кончик удилища вверх, попытался преодолеть сопротивление рыбы, которая так упиралась, что леска со звоном рассекала воду. Опасаясь обрыва лески, он пошел вдоль пирса, следуя за рыбой, рвавшейся в открытое море. Несмотря на все усилия молодого человека, рыба натянула леску так, что ему пришлось на четверть опустить удилище в воду.
Пришел официант из кафе, поединок с рыбой привел его в сильное возбуждение. Он шел рядом с Дэвидом и приговаривал:
– Держите ее. Держите. Ни в коем случае не тяните. Надо ее утомить. Только бы не сорвалась. Отпустите еще. Отпустите. Отпустите.
Дальше отпускать было некуда; оставалось только войти в воду, но для этого здесь было слишком глубоко. «Эх, если бы мы были на берегу», – с сожалением подумал молодой человек. Но они были на пирсе и дошли уже до самого края. Удочка скрылась под водой наполовину.
– Только не дергайте, – умолял официант. – Это – главное.
Рыба уходила то вглубь, то вдаль, то металась зигзагом; удилище выгибалось в разные стороны, следуя за ее быстрыми мощными рывками. Вдруг рыба поднялась наверх и какое-то время билась плашмя по воде, но затем снова ушла на глубину, и все же молодой человек почувствовал, что, хотя сил у нее по-прежнему много, воля к сопротивлению несколько ослабела. Теперь он мог подтащить ее к пирсу и завести в канал.
– Осторожнее, – сказал официант. – Ох, теперь осторожнее. Ради всех нас.
Еще дважды рыба пыталась снова уйти в открытое море, и дважды молодой человек возвращал ее обратно и наконец повел вдоль пирса назад к кафе.
– Ну, как она? – спросил официант.
– Отлично, но победа будет за нами.
– Не говорите так, – сказал официант. – Не говорите. Мы должны утомить ее. Утомить. Утомить.
– Это она меня утомила. Рука отнимается, – сказал молодой человек.
– Хотите я подержу? – с готовностью предложил официант.
– О нет.
– Так… легонько, легонько, легонько. Осторожнее, осторожнее, осторожнее, – приговаривал официант.
Молодой человек протащил рыбу мимо террасы кафе и завел в канал. Она была уже у самой поверхности воды, однако сил у нее оставалось достаточно, и молодой человек опасался, что ему придется идти за ней вдоль канала через весь город. К ним присоединилось уже много народу; когда они проходили мимо гостиницы, девушка увидела их в окно и закричала:
– О-о, какая чудесная рыба! Подождите меня! Подождите меня!
Сверху ей было отлично видно, какая это большая рыба и как она блестит в воде, и как ее муж, согнувшись чуть ли не пополам, пытается удержать ее, и сколько народу собралось вокруг них. Когда она выбежала на берег канала, путь ей преградила толпа; ее муж медленно подтягивал рыбу к берегу – туда, где темнели водоросли. Рыба была уже совсем близко, когда официант свесился вниз, подхватил ее пальцами за жабры и вытянул вверх. Рыба была большая, и официант обеими руками прижал ее к груди; она была такой большой, что голова ее доставала ему до подбородка, а мощный хвост хлестал по бедрам.
Мужчины начали обнимать молодого человека, похлопывая его по спине, а женщина, торговавшая на рыбном рынке, даже расцеловала. Наконец девушка тоже смогла его обнять, поцеловать, и он сказал:
– Ну, ты видела?!
Рыбу положили на набережную, и все принялись ее рассматривать. Ее серебряная, как у лосося, чешуя на спине была темнее и отливала вороненой сталью. Это была очень красивая рыба с огромными живыми глазами; она тяжело, прерывисто дышала.
