– Дай мне потрогать твои волосы, девочка. Кто тебя стриг? Жан? Они такие густые и приятные на ощупь и точно такие же, как у меня. Позволь мне поцеловать тебя, девочка. О-о, какие прелестные губы. Закрой глаза, девочка.
Он не стал закрывать глаза, но в комнате все равно было темно, и за окном в вершинах сосен гудел ветер.
– Знаешь, как нелегко быть девушкой? Настоящей девушкой, когда ты чувствуешь все как девушка?
– Знаю.
– Никто этого не знает. Я говорю тебе это только сейчас, когда ты – моя девушка. Не то чтобы я была ненасытной – мне не так много нужно. Просто кто-то это чувствует, а кто-то нет. Я думаю, люди не говорят друг другу об этом всей правды. Но как же хорошо держать тебя в своих объятиях. Я так счастлива. Просто будь моей девочкой и люби меня так же, как я тебя люблю. Люби меня еще. Так, как ты теперь умеешь. Сейчас, да, пожалуйста, да.
Они ехали в Канны. Сначала машина бежала вниз по крутому склону, затем спустилась в долину, где гулял ветер, и ехала вдоль пустынных пляжей, потом миновала мост через реку, по берегам которой шумела и гнулась высокая трава, и на последнем участке ровной дороги на въезде в город прибавила скорости. Дэвид нашарил на заднем сиденье холодную бутылку, завернутую в полотенце, сделал большой глоток и почувствовал, как машина легко взмыла по темному полотну дороги на небольшой подъем.
Сегодня утром он не работал. Когда Кэтрин промчалась по городу и снова выехала на шоссе, он откупорил бутылку, отпил еще и предложил ей.
– Нет, – сказала Кэтрин. – У меня и без вина отличное настроение.
– Очень хорошо.
Они миновали Гольф-Жуан, отметив, что там есть хорошее бистро и небольшой бар с открытой площадкой, затем сосновую рощу и теперь ехали вдоль желтых пляжей Жуан-ле-Пина. Они пересекли крошечный полуостров по пустой скоростной дороге и въехали в Антиб. Некоторое время дорога шла вдоль железнодорожного полотна, а затем – прямо через город, мимо порта и прямоугольной башни старых оборонительных укреплений. Наконец они снова вылетели на открытое шоссе.
– Каждый раз одно и то же, – сказала Кэтрин. – Я всегда слишком быстро преодолеваю это расстояние.
Они остановились и, укрывшись от ветра за каменными стенами древних руин, перекусили на берегу прозрачного ручья, который начинался где-то в горах и сбегал через долину к морю. Со стороны гор из ущелья дул сильный ветер. Они расстелили одеяло и сели рядом, привалившись спиной к стене, и смотрели на пустое пространство побережья и море, где гулял один лишь ветер.
– Не самое лучшее место для прогулок, – сказала Кэтрин. – Даже не знаю, чего я от него ожидала.
Они поднялись и посмотрели наверх – туда, где на склонах холмов теснились деревушки, и дальше, где высились багрово-серые горы. Ветер трепал их волосы. Кэтрин указала на дорогу, по которой однажды ездила в горы.
– Мы могли бы подняться туда, – сказала она. – Но здесь так уединенно и живописно. Я терпеть не могу эти висящие по склонам дома.
– Здесь хорошее место, – сказал Дэвид. – Замечательная речка и стены – лучше нам не найти.
– Ты пытаешься сказать мне приятное. Не стоит.
– У нас хорошее укрытие, и вообще место мне нравится. Обойдемся без красот.
Они съели фаршированные яйца, жареного цыпленка, пикули и длинный батон свежевыпеченного хлеба, от которого они отламывали кусочки, намазывая их соворской горчицей, и запивали все это розовым вином.
– Как теперь твое настроение? – спросила Кэтрин.
– Хорошее.
– Ты больше не чувствуешь горечи?
– Нет.
– Даже от того, что я говорила?
Дэвид сделал глоток вина и сказал:
– Нет. Я об этом не думал.
Она встала и повернулась лицом к ветру, так что свитер облепил ее тело, подчеркнув грудь, и отбросил назад ее волосы. Кэтрин обратила к Дэвиду свое дочерна загоревшее лицо и улыбнулась. Потом повернулась кругом и стала смотреть, как ветер разглаживает складки на море.
– Давай съездим в Канны. Накупим там газет и почитаем их где-нибудь в кафе.
– Тебе хочется показать себя.
– Разве это плохо? Мы в первый раз выбрались куда-то вместе. Ты возражаешь?
– Нет, дьяволенок. С чего бы я стал возражать?
– Если ты не хочешь, я тоже не хочу.
– Ты же сказала, что хочешь.
– Я хочу делать то, что хочешь ты. Видишь, какая я покладистая? Дальше просто некуда.
– Никто тебя об этом не просил.
– Может, прекратим этот спор? Я всего лишь хотела быть хорошей. Зачем тебе надо все портить?
– Давай уберем за собой и уедем.
– Куда?
– Куда угодно. Хотя бы в твое чертово кафе.
В Каннах они купили газеты, свежий номер французского издания журнала «Вог», «Chasseur Français»
[30] и «Miroir des Sports»
[31] и пошли в кафе. Выбрав столик на улице, но так, чтобы не сидеть на ветру, они заказали напитки и приступили к чтению. Они уже успели помириться и забыть о ссоре. Дэвид выпил бутылку «Haig pinch»
[32], разбавляя его перье, а Кэтрин пила арманьяк, тоже с перье.
К парковке подъехал автомобиль, из него вышли две девушки и тоже заняли столик на улице. Одна заказала вермут с черносмородиновым ликером, вторая – коньяк с содовой. Та, что заказала коньяк, была настоящей красавицей.
– Кто они? – спросила Кэтрин. – Ты их встречал?
– Впервые вижу.
– А я их видела. Должно быть, они живут где-то неподалеку. Я встречала их в Ницце.
– Одна девушка очень красивая, – заметил Дэвид. – И ноги у нее что надо.
– Они сестры, – сказала Кэтрин. – И обе очень симпатичные.
– Но одна – просто красавица. Они явно не американки.
Девушки о чем-то спорили, и Кэтрин сказала Дэвиду:
– Похоже, они ссорятся.
– Почему ты думаешь, что они сестры?
– Я подумала так, когда встретила их в Ницце. Сейчас я уже не уверена. На машине стоят швейцарские номера.
– Это старая «изотта».
– Давай подождем и поглядим, что будет дальше. Давно мы не видели хорошего спектакля.
– По-моему, это большая итальянская ссора.
– Похоже, у них серьезный спор. Они стали говорить тише.
– Ничего, сейчас снова разойдутся. Но одна все-таки чертовски хороша.
– Да, правда. Кажется, она идет к нам.
