Девушки стояли совсем рядом по обе стороны от него, и он почти физически ощущал их близость.
– Как продвигается ваша работа, Дэвид? – снова спросила девушка.
– Конечно, хорошо, – сказала Кэтрин. – У него по-другому не бывает, глупышка.
– Правда, Дэвид?
– Да, – сказал он и взъерошил ей волосы. – Спасибо.
– Так, а нам дадут выпить? – спросила Кэтрин. – Хотя мы, конечно, не работали. Мы только сделали несколько покупок и устроили скандал.
– Мы не устраивали никакого скандала.
– Ну, не знаю, – сказала Кэтрин. – Да какая, в сущности, разница?
– Что за скандал?
– Ерунда, – сказала девушка.
– Мне даже понравилось, – заявила Кэтрин.
– Когда мы были в Ницце, ей сделали замечание насчет ее брюк.
– Какой же это скандал? – сказал Дэвид. – Ницца – большой город. Вы должны были ожидать чего-то подобного, когда собирались туда.
– Ты не замечаешь во мне перемен? – спросила Кэтрин. – Жаль, здесь нет зеркала. Ты видишь, что я изменилась?
– Нет.
Дэвид посмотрел на нее внимательнее. Она оставалась такой же белокурой, разве что волосы растрепались сильнее обычного, и загар казался еще темнее, и лицо было дерзким и возбужденным.
– Хорошо, – сказала она. – Знай: я попробовала.
– Ты ничего не делала, – сказала девушка.
– Я попробовала, мне это понравилось, и я хочу выпить еще.
– Она ничего не сделала, Дэвид, – сказала девушка.
– Сегодня утром я остановила машину на открытом участке дороги и поцеловала ее. Она тоже поцеловала меня, и на обратном пути из Ниццы мы сделали это снова и еще сейчас, когда вышли из машины. – Кэтрин смотрела на Дэвида любящим и одновременно вызывающим взглядом. – Это было забавно, и мне понравилось. Поцелуй ее тоже. Племянник хозяина ушел.
Дэвид повернулся к девушке, и она внезапно прильнула к нему. Он не ожидал, что так получится, но они поцеловались.
– Достаточно, – сказала Кэтрин.
– Ну как? – спросил Дэвид у девушки.
Она выглядела смущенной и счастливой.
– Помните, вы просили меня быть счастливой? Как видите, я стараюсь.
– Ну, теперь все счастливы, – сказала Кэтрин. – И разделили вину поровну.
Они отлично пообедали, заказав к столу холодное тавельское вино, различные закуски, цыпленка с овощным рагу, салат, фрукты и сыр. Все здорово проголодались, много шутили и никто не был серьезным.
– За ужином или даже раньше будет потрясающий сюрприз, – сказала Кэтрин. – Она бросается деньгами, словно индеец, который продал нефтеносный участок и на радостях напился.
– Индейцы хорошие? – спросила девушка. – Или похожи на магарадж?
– Дэвид расскажет тебе про них. Он родом из Оклахомы.
– Я думала, он родился в Восточной Африке.
– Нет. Один из его предков сбежал из Оклахомы и забрал его с собой в Восточную Африку. Дэвид был тогда еще совсем юным.
– Наверное, это ужасно интересно.
– Он написал роман о своем детстве в Восточной Африке.
– Я знаю.
– Ты его читала? – спросил Дэвид.
– Да, – ответила девушка. – Можешь расспросить меня о нем.
– Не буду. Я знаком с содержанием.
– Я даже плакала, когда читала. Ты пишешь там об отце?
– В некотором роде.
– Должно быть, ты очень любил его.
– Любил.
– Ты никогда не говорил мне о нем, – сказала Кэтрин.
– Ты не спрашивала.
– А если бы спросила, ты бы рассказал?
– Нет.
– Я полюбила эту книгу, – сказала девушка.
– Держись, пожалуйста, в рамках, – предупредила ее Кэтрин.
– Я не выходила за рамки.
– Когда ты целовала его…
– Ты сама попросила.
– Ты перебила меня… я хотела сказать: «Когда ты его целовала, что доставило тебе удовольствие: сам поцелуй или то, что ты целуешь писателя?»
Дэвид налил себе тавельского и отпил из бокала.
– Не знаю, – сказала девушка. – Я не думала об этом.
– Рада это слышать, – заметила Кэтрин. – А то я подумала, опять выйдет та же история, что и с вырезками.
Девушка выглядела заинтригованной, и Кэтрин пояснила:
– Я имела в виду вырезки из газет с рецензиями на его вторую книгу. Он ведь написал две книги.
– Я прочитала только «Разлом».
– Вторая книга о летчиках на войне. Это единственная хорошая вещь, написанная о летчиках.
– Чушь, – сказал Дэвид.
– Прочитай ее сама и увидишь, – сказала Кэтрин. – Чтобы написать такую книгу, нужно полностью разрушить себя. Не думай, что я ничего не смыслю в его книгах только потому, что, целуя его, не думаю о том, что он – писатель.
– По-моему, самое время для сиесты, – сказал Дэвид. – Тебе надо вздремнуть, чертенок. Ты устала.
– Я разболталась, – сказала Кэтрин. – Обед был отличный. Простите, если слишком много болтала и хвасталась.
– Мне понравилось, как ты говорила о книгах, – сказала девушка. – Ты была восхитительна.
– Я не чувствую себя восхитительной. Я устала. У тебя есть что почитать, Марита?
– У меня есть две книги, – сказала девушка. – Когда я прочитаю их, я попрошу что-нибудь у вас, если можно.
– Ничего, если позже я загляну к тебе?
– Как хочешь, – сказала девушка.
Дэвид не смотрел на девушку, и она не смотрела на него.
– Я не помешаю тебе? – спросила Кэтрин.
– У меня нет важных дел, – ответила девушка.
Кэтрин и Дэвид лежали в кровати, ветер за окном почти стих, но их сиеста была совсем не такой, как в старые времена.
– Теперь я могу тебе рассказать?
– Я предпочел бы не знать.
– Нет, позволь мне рассказать. Сегодня утром, сев в машину, я испытала какой-то страх, внутри было пусто, и я старалась не гнать, как обычно. Когда вдали на холме показались Канны и впереди нас и вдоль моря не было ни одной машины, я оглянулась, поняла, что там тоже никого нет, и свернула с дороги в заросли травы – полыни, по-моему. Я поцеловала ее, и она тоже поцеловала меня. Мы сидели в машине, и это было странное ощущение. Потом мы поехали в Ниццу; не знаю, заметно было что-то со стороны или нет. К тому времени мне уже было все равно, и мы ходили везде, где хотели, и покупали все подряд. Она обожает ходить по магазинам. Кто-то отпустил в мой адрес грубую реплику, но меня это почти не задело. По дороге домой мы остановились еще раз, и она сказала, что будет лучше, если я стану ее девушкой, а я сказала, что мне все равно, кем быть, но на самом деле я была рада, потому что я и в самом деле девушка и не знаю, как себя вести. Пока я не встретила ее, я никогда не испытывала таких ощущений. Но она была очень милой и, думаю, хотела мне помочь. Не знаю. Короче, она была очень мила, я вела машину, и она была такая хорошенькая и счастливая и была так же нежна со мной, как иногда бываешь ты, или я к тебе, или мы оба друг к другу, и я сказала, что больше не могу вести машину, когда она так себя ведет, и мы остановились. Я всего лишь поцеловалась с ней, но сразу поняла, что готова зайти дальше. В общем, мы побыли там какое-то время, а потом поехали домой. У входа в дом мы еще раз поцеловались и были счастливы. Мне понравилось, и я ничуть не жалею об этом.
