Глава двадцать шестая
Все молча оделись, Дэвид взял сумку с купальными принадлежностями, и они вскарабкались по тропинке, которая поднималась круто вверх, к сосновому лесу – туда, где их поджидал старенький автомобиль. Вечерело. В машине Кэтрин сидела тихо, и со стороны они смотрелись обычной компанией, возвращающейся с диких пляжей Эстереля. Когда они припарковали машину на подъездной аллее, боевых кораблей уже не было, за кронами сосен виднелось только тихое синее море. Вечер обещал быть таким же ясным, как утро.
Они вошли в гостиницу, и Дэвид отнес сумку с вещами в кладовую.
– Отдай их лучше мне, – сказала Кэтрин. – Вещи нужно просушить.
– Прости, – сказал Дэвид. Он развернулся, вышел на улицу и прошел по террасе к своему кабинету. Войдя в комнату, он первым делом открыл свой большой портфель. Стопка тетрадей с рассказами исчезла. Исчезли также и четыре больших банковских конверта с вырезками. Стопка тетрадей с повестью о свадебном путешествии лежала нетронутой. Дэвид закрыл портфель и перетряхнул все ящики в шкафу, потом обыскал комнату. Он не мог поверить, что рукопись с рассказами пропала. Он был не в силах поверить, что она это сделала. На пляже у него мелькнуло подозрение, что она могла сделать это, но эта мысль показалась ему настолько невероятной, что он сам себе не поверил. Их учили, что в случае опасности, чрезвычайных обстоятельств или катастрофы нужно сохранять спокойствие, сдержанность и осмотрительность, но он никак не мог поверить, что это на самом деле случилось.
Он уже понял, что это случилось, но в нем еще теплилась надежда, что все обернется отвратительной, но все-таки шуткой. С упавшим стынущим сердцем он снова открыл портфель, проверил еще раз, запер его и снова обыскал комнату.
Никакой опасности в этом нет, как нет чрезвычайных обстоятельств. Но это катастрофа. «Нет, невозможно. Должно быть, она их спрятала. Наверное, в кладовой или у нас в комнате или положила в комнате Мариты. Не могла она их уничтожить. Нельзя так поступать с человеком». Он все еще не верил в то, что она сделала это, но состояние у него было ужасное. Он запер кабинет и пошел искать Кэтрин. Девушки сидели в баре. Марита, едва взглянув на Дэвида, все поняла; Кэтрин сидела к нему спиной и наблюдала за ним в зеркало.
– Куда ты их положила, чертенок?
Она обернулась и посмотрела на него:
– Не скажу. Я о них позаботилась.
– Лучше скажи. Они мне очень нужны.
– Нет, не скажу. Я их ненавидела. Они гроша ломаного не стоили.
– Тебе же понравился рассказ про Кибо, – сказал Дэвид. – Ты полюбила Кибо. Разве ты не помнишь?
– Что поделаешь? Я хотела вырвать страницы про Кибо, но не смогла их найти. Да и какая разница? Все равно ты сказал, что он потом умер.
Марита посмотрела на Кэтрин и отвернулась. Потом снова взглянула на нее.
– Где ты их сожгла, Кэтрин? – спросила она.
– Тебе тоже не скажу, – сказала Кэтрин. – Ты с ним заодно.
– Ты сожгла рассказы вместе с вырезками? – спросил Дэвид.
– Не скажу. Ты разговариваешь со мной как полицейский или школьный учитель.
– Скажи, чертенок. Я всего лишь хочу знать.
– Я за них заплатила, – сказала Кэтрин. – Я платила деньги, чтобы ты мог их писать.
– Я знаю, – сказал Дэвид, – очень щедро с твоей стороны. Где ты сожгла их, дьявол?
– Я не скажу ей.
– Хорошо. Скажи только мне.
– Тогда пусть она уйдет.
– Я все равно собиралась уходить, – сказала Марита. – Увидимся позже, Кэтрин.
– Хорошо, – сказала Кэтрин. – Твоей вины, наследница, в этом нет.
Дэвид сел на высокий табурет рядом с Кэтрин, и та проследила в зеркале, чтобы Марита вышла.
– Ну, где ты сожгла их, чертенок? – снова спросил Дэвид. – Теперь ты можешь сказать.
– Она не смогла бы этого понять, – сказала Кэтрин. – Поэтому я и хотела, чтобы она ушла.
– Хорошо. Где ты сожгла их, чертенок?
– В железном ящике с дырочками, в котором мадам сжигает мусор, – сказала Кэтрин.
– И что: все сгорело?
– Да. Я подлила немного керосина из бидона, который стоит в сарае. Вспыхнуло сильное пламя, и все сгорело. Я сделала это ради тебя, Дэвид. Ради всех нас.
– Не сомневаюсь. Значит, все сгорело?
– О да. Если хочешь, можем пойти посмотреть, но в этом нет необходимости. Бумаги сгорели дотла; к тому же я пошевеливала их палкой.
– Пойду взгляну, – сказал Дэвид.
– Только возвращайся.
– Конечно.
Она сожгла их в старой цилиндрической канистре из-под бензина. Ороль проделал в ней отверстия и использовал для сжигания мусора. Золу она помешивала предназначенной для этого ручкой от метлы. Бидон с керосином действительно стоял в каменном сарае. В ящике Дэвид нашел несколько обуглившихся клочков знакомой зеленой обложки от тетрадей, клочки обгоревших газетных вырезок и два клочка розовой бумаги, которые Дэвид опознал как бланк службы рассылки «Romieke». На одном из них он смог разобрать строчку – «Провиденс, Род-Айленд». Кэтрин хорошо поработала, но если бы Дэвид взял на себя труд как следует поискать, он наверняка нашел бы еще несколько уцелевших клочков. Он порвал бумажку с надписью «Провиденс, Род-Айленд» в мелкие клочки и бросил их обратно в печку, поставив ее вертикально. Дэвид подумал, что никогда не был в Род-Айленде. Он поставил ручку от метлы на место в каменный сарай, мимоходом подумал, что надо бы подкачать шины гоночного велосипеда, прошел через кухню и вернулся в бар к Кэтрин.
– Ну что: все, как я сказала? – спросила Кэтрин.
– Да.
Дэвид сел на высокий табурет и положил локти на барную стойку.
– Наверное, можно было ограничиться только вырезками, – сказала Кэтрин. – Но я решила провести генеральную уборку.
– Да уж, ты постаралась, – сказал Дэвид.
– Теперь тебе ничто не помешает работать над повестью о нашем путешествии. Ты можешь начать завтра же утром.
– Конечно.
– Я рада, что ты все правильно понял, – сказала Кэтрин. – Ты даже представить себе не можешь, какие это были никчемные рассказы, Дэвид. У меня не было другого способа объяснить тебе это.
– Неужели нельзя было оставить Кибо? Ведь он тебе нравился.
– Я же говорю: я пыталась его найти. Знаешь, если ты захочешь переписать этот рассказ, я могу его тебе надиктовать. Слово в слово.
– Забавное предложение.
– Нет, правда. Вот увидишь. Хочешь, можем попробовать прямо сегодня? Я готова.
– Нет, только не сейчас. А ты не могла бы записать его?
– Нет, записать не смогу. Ты же знаешь, Дэвид, я не люблю писать. Но надиктовать я готова в любое время. Надеюсь, ты не очень переживаешь из-за других рассказов? Они были совсем никчемные.
