– Пошли, сфотографируемся на память о нашей поездке и о последних днях Симферополя. Главное – слушай и поддержи разговор, а потом разберёмся.
Два молодых авиатора в новых тёплых комбинезонах с меховыми воротниками, в тёмно-синих пилотках подошли к фотографу и уселись на стулья перед большим чёрным ящиком, закреплённым на треноге. Лизунов мгновенно перевоплотился и начал разговор, который для меня сначала был не совсем понятен:
– Инженер, я как командир эскадрильи, а возможно, уже полка, доверительно тебе скажу: за вчерашний вылет на Румынию мы получим награды и большие деньги. Теперь главное – не запороть двигатели. Ведь немцы не знают, что Пе-7 могут выжимать скорость более 600 км/ч. А те моторы, которые нам доверили, с удельным весом всего 0,2 кг/лс. Немецкий рекорд скорости будет побит. Ты помнишь время вылета на Яссы?
Затем разговор пошел о кассетных бомбах и скорострельных пушках. Содержание нашего разговора явно повлияло на фотографа. Он стал чаще подходить к нам, усаживать нас на стульях, отходить к треноге и опять подходить к стульям. Было ясно, что разговор его заинтересовал. Я же был удивлён и тоном, и эрудицией собеседника, а главное – той уверенностью, с какой он излагал свои хитрости.
Две фотокарточки размером 9x12 сантиметров были проявлены, промыты в ведре с водой и ещё мокрыми вручены нам человеком, очень похожим на немца.
Пока мы обсуждали наши дальнейшие действия, этот немец исчез, а вместо него у треноги оказался татарин. О своих подозрениях мы сообщили милиционеру, безразлично стоящему на углу двух улиц, и поехали дальше на Бахчисарай.
Ехали по узкой пыльной дороге, разгоняя редких пешеходов и озадачивая водителей встречного транспорта своими габаритами и очень страшным рёвом мотора. После Бахчисарая вскоре доехали до ремонтной базы, где сравнительно быстро освободились от нашего груза.
Обратный путь нам был знаком. Когда солнце стало мелькать чаще за деревьями, мы съехали с пыльной дороги и уютно разместились на каменистой прохладной земле в тени колючей южной растительности. Стол из брезента, сервированный богатым набором продуктов, вызывал аппетит и предвкушение приятной трапезы. Обед нашей троицы изобиловал тостами, результаты которых не замедлили сказаться на экипаже, особенно на «командоре».
– Друзья! – обратился к нам наш шофёр-командор, уже плохо справляясь со своими мыслями и словами. – Пора ехать… на ночной отдых… Там нас уже ждут… девчата… Мы успеем… Мы засветло… будем в гостях…
Отказаться от такого заманчивого предложения в тот момент было невозможно. Решение было принято: ехать к девчатам. Практическая реализация этого решения для «командора» оказалась весьма сложным делом. К этому времени он потерял над собой контроль, и его лихие порывы засунуть пусковую рукоятку в соответствующее место мотора заканчивались плачевно. Он либо сразу падал на колени перед машиной, либо цеплялся горбатым носом за выступающий радиатор и опять беспомощно валился. Зрелище было исключительно забавное, если не считать окровавленного носа и потоков крови, струившихся по лицу. Это продолжалось до тех пор, пока мы не догадались облить его холодной ключевой водой и натереть ему уши.
Вскоре совместными усилиями заводная ручка была вставлена в храповик, включено зажигание и мотор запустился, нарушая тишину осеннего дня. С большими предосторожностями и частыми остановками мы благополучно доехали до совхоза «Красная роза», расположенного в посёлке Зуя. Здесь размещался банно-прачечный батальон 51-й армии, укомплектованный в основном эвакуированными с Украины девчатами. Когда мы с шумом подъехали к длинным баракам и вылезли из высокой кабины пятитонки, в ротах, перед отбоем, был час личного времени. Покрытые толстым слоем дорожной пыли, мы, возможно, имели не совсем приличный вид.
Однако первая встреча была более чем радушной. Нас окружили плотным кольцом любопытные, доброжелательные, совсем молоденькие девчонки, которые наперебой стали интересоваться, кто мы и откуда. Инициативу переговоров по старшинству решительно взял на себя Лизунов, постепенно входящий в роль командира отряда бомбардировщиков, совершивших ночной налёт на Румынию. Его яркий рассказ о прорыве трёх зон воздушной обороны в районе Плоешти, атаках ночных истребителей, о новейших наших самолётах был красноречив и достаточно убедителен.
Мне в этом «обычном боевом вылете» отводилась роль флагманского штурмана, сбросившего точно над целью, под огнём крупнокалиберной зенитной артиллерии, четыре бомбы ФАБ-250 и множество зажигательных бомб. Моя главная заслуга, как я понял, состояла в том, что немецкие танки, хотя и прорвали ишуньские позиции, теперь остались без горючего и не смогут продолжать наступление на Джанкой.
Поэтому эта ночь и последующие, он гарантировал, будут спокойными, а команд на эвакуацию не будет. Закончил Лизунов рассказ грустным повествованием о том, как были похоронены стрелки-радисты, погибшие в неравном бою, взорван подбитый самолёт, и теперь мы едем на новый аэродром, так как на старом высадился немецкий десант. Всё это было подтверждено «командором», который своей весёлой улыбкой и прежним знакомством с женским персоналом окончательно рассеял недоверие к двум авиаторам в пыльных лётных комбинезонах.
После этого мы были приняты женским подразделением окончательно.
Стройная, в хорошо подогнанном обмундировании старшина роты первая поняла необходимость приютить на ночь и обласкать героического командира и его штурмана. Последовала нужная команда, и я попал в распоряжение очень приятного сержанта с мягким украинским говором, заботливым взглядом и ласковыми, сильными руками. Было приятно мыться душистым мылом и полоскаться тёплой водой, смывая месячную грязь. Еще приятнее чувствовать заботу милого существа, находящегося рядом с большим синим чайником.
Затем был ночной ужин, определивший наши отношения и взаимный выбор. От выпитого спирта и девичьего окружения по телу растекалась взбудораженная горячая кровь, усиливая ожидания чего-то для меня важного и таинственного. Тихая звёздная ночь, по-южному тёмная, не пугала и не настораживала, а ласкала в своих объятиях всех, кто был жив и хотел жить. В маленькой комнатке длинного барака мне и Лизунову были определены две солдатские койки, которые принадлежали, как выяснилось позже, нашим заботливым младшим командирам. Пока всё шло так, как обещал «командор». Свет в комнате потушен, через открытое окно повеяло ночной свежестью.
Настало время ожидания. Время остановилось. Наконец дверь приоткрылась, и в комнату проскользнули две тени. Было слышно, как они раздевались, укладывали своё обмундирование, сдержанно хихикали и о чём-то шептались. Ко мне под простыню забралась та, которую я так долго и с таким нетерпением ждал. Я ощутил наяву запах девичьего тела с привкусом приятного аромата хозяйственного мыла. Первый раз я был так близок с девушкой, и первый раз я верил в реальность свершения, о котором только мог мечтать молодой, здоровый организм. Но ничего этого не случилось. Всё было так, как хотела она, как ей подсказывали разум, чувства и сердце. Вдобавок, видимо, ещё действовал девичий уговор. Наши поцелуи и взаимная ласка оканчивались внезапно и так решительно со стороны милой девушки, что мне оставалось только ждать и слушать её нравоучения, которые сменялись политинформацией и слезами о расстрелянных немцами многочисленных родственниках.
