Чудом спасшаяся от немецкой расправы, она оказалась совсем одна. И это, как я понял, её волновало сильнее, чем присутствие в постели молодого человека. Вскоре её настроение передалось и мне, мы оба превратились в ласковых детей, успокаивающих друг друга. Этой ночью между нами появилось то доверие, которое складывается между людьми в течение долгой совместной жизни или при сильных взаимных чувствах.
Прерывистый, нервный сон рядом с девушкой закончился в час рассвета. Расставались мы с грустью, понимая, что больше встреч не будет и что война определила наши судьбы на долгие годы. И только «командор», обстиранный, чисто выбритый, с наклейкой на носу, всем своим видом выражал удовлетворённость и даже радость.
Наша автомашина, отдохнувшая за ночь, завелась с полуоборота и ринулась, поднимая пыль, навстречу новому дню. Несмотря на тряску, крутые повороты и страшный шум от мотора, я всю дорогу дремал, вспоминал события прошлой ночи и убеждался, что всё было не так, как хотелось, но так, как было нужно. И ещё я убедился, что удача бывает только тогда, когда ты можешь быть самим собой, не маскируясь под другую личность. Лизунов также переживал, и поэтому мне было не столь печально. Его дальнейшие настойчивые попытки вовлечь меня в различные аферы не имели успеха, я постепенно стал его сторониться.
Ближе к вечеру мы были на аэродроме Ново-Царицыно, где три наших самолёта уютно стояли в новых, хорошо укреплённых капонирах. Личный состав размещался в домах, расположенных совсем рядом с взлётной полосой, которые очень удачно маскировали и капониры, и аэродромные службы. Благодаря хорошей маскировке немцы не знали о существовании аэродрома в населённом пункте. Мы спокойно готовили самолёты к полётам и встречали их с боевых вылетов, а также спокойно отдыхали по ночам.
Оставшийся в живых лётный состав изучил на практике наземную и воздушную обстановку на нашем фронте, научился уходить от истребителей, внезапно появляться над целью и летать на малых высотах, маскируясь фоном местности. С каждым удачным вылетом накапливался опыт пилотирования и использования боевых возможностей самолёта. В результате эффективность вылетов увеличилась, а боевые потери уменьшились.
Я проверял перед каждым вылетом радиооборудование, заменял радиолампы, неисправные блоки, а также подвешивал бомбы, маскировал самолёты, дежурил по стоянке и ходил в очередные наряды. Было приятно смотреть, как взлетают самолёты, и ещё приятнее встречать их на земле. Однако сам момент приземления мне не нравился. Как правило, самолёт на большой посадочной скорости касался земли одним колесом, подпрыгивал и стукался другим. Даже на грунтовой посадочной полосе момент посадки сопровождался характерным скрипом и шумом, которые прекращались только после соприкосновения с землёй всеми тремя точками.
Радиооборудование самолётов, которое я проверял и готовил к полётам, работало вполне прилично, за исключением переговорного устройства СПУ-6, на работу которого в полёте сильно влияли помехи от сложного электрооборудования, систем зажигания и плохой металлизации элементов управления самолётом. Я делал всё, что от меня зависело, и так, чтобы не было замечаний лётных экипажей.
В середине октября, в тихий и ещё достаточно теплый день с севера послышался невероятный треск и шум от множества маленьких, совершенно игрушечных самолётиков, летевших на уровне стеблей кукурузы и поэтому долго невидимых. Они появились как саранча, плюхались со всех сторон на аэродром и заруливали самостоятельно в капониры. Эти самолётики типа И-5, Ут-1 и Ут-2 были объединены в штурмовой авиационный полк и в силу своих возможностей выполняли боевые задания по уничтожению противника. (Возможно, это был 11-й ШАП.) Первое время лётчики этого полка из-за отсутствия технического состава сами обслуживали самолёты, были не в меру грязными, уставшими и недовольными.
Механики и мотористы нашего полка помогали им проверять моторы, меняли свечи, чистили пулемёты. Эта помощь не приносила удовлетворения, а вызывала жалость к маленьким самолётикам и к их лётчикам, которые, несмотря на очень большой риск, героически выполняли боевые задания. Количество самолётиков в капонирах уменьшалось с каждым боевым днём.
На крымских перешейках шли упорные оборонительные бои. 26 октября, перегруппировав свои силы и введя в бой резервы, немцы прорвали правое крыло наших оборонительных позиций и начали быстрое продвижение на Джанкой. Не встречая сопротивления, немецкие войска подходили к Симферополю и к Ново-Царицыно.
На аэродроме заканчивался лётный день. Произвёл посадку самолёт 09. Ещё не успели остановиться винты, а наш молодой командир, не в меру возбуждённый, выскочил из люка и стал махать руками, изрыгая энергичные ругательства и посылая проклятия в адрес всех святых и командования. В этот момент он напоминал погибшего майора Помазанова.
Оказалось, что немецкие танки и мотопехота, поднимая дорожную пыль, приближались к нашему аэродрому. Наш командир, старший сержант Лёша, быстро принял решение. Лётному составу разрешался ужин и ночной отдых на стоянках вместе с техниками, чтобы с рассветом взлететь, отбомбиться по ближайшим немцам и перелететь на аэродром Семь Колодцев. Техническому составу вместе со штабными и политработниками было приказано двигаться ускоренным маршем на Карасубазар. Командиру БАО (батальон авиационного обслуживания) поручалась оборона аэродрома до момента взлёта последнего самолёта.
То ли немцы очень хотели спать, то ли у них был плановый субботний отдых, но их передовые подразделения не дошли до нашего аэродрома ни ночью, ни рано утром, когда последний самолёт с грузом бомб уходил на север.
Мы же, не зная распорядка немцев, под предводительством комиссара полка торопливо двигались пешим порядком по каменистой пыльной дороге на Карасубазар. Сначала движение было организованным, затем темп движения стал замедляться, а небольшая колонна стала растягиваться. Начальный темп движения задавал уже немолодой комиссар, его поддерживали ветераны из механиков.
Среди ветеранов выделялся механик по вооружению старший сержант Кравченко, который обладал здоровым оптимизмом и необходимым жизненным опытом, чтобы в критических ситуациях быть решительным и целеустремлённым. Его твёрдый характер и ровное отношение ко всем однополчанам делали его в моих глазах честным и авторитетным. Это мне нравилось, и я старался быть рядом с ним.
Нам предстояло пройти около 30 километров по дороге, по которой передвигались караваны XIII века. На первом же коротком привале выяснилось, что новый замполит не сможет продолжать марш в нашей колонне из-за полной непригодности ног и сапог. Я же потуже перемотал портянки, вспоминая добрым словом своих командиров по училищу, натянул яловые сапоги и двинулся дальше, навстречу заре и подальше от немцев.
Когда вдоль дороги стали различаться кипарисы и тополя, начал накрапывать приятный, освежающий дождик, который ускорил движение и даже несколько снял усталость. На окраине Карасубазара нас поджидала грузовая автомашина БАО, на которой привезли горячий завтрак и сухой паёк на целые сутки вперёд. Проворные официантки нас быстро накормили и напутствовали озорными словами:
