Нужно отметить, что забота Верховного командования об авиационных кадрах и их сохранении в сложных условиях войны позволила решить успешно все проблемы, связанные с боевой эксплуатацией иностранной («Аэрокобра», В-25) и новейшей отечественной авиатехники (Ту-2, Ла-5, Як-3).
15 мая небольшой речной пароходик доставил в Тамань уцелевший личный состав нашей отдельной эскадрильи. Затем, налегке, попутным транспортом мы добрались до станицы Киевской, где эскадрилья прекратила своё существование.
Керчь была захвачена немцами 19 мая, но бои в каменоломнях продолжались значительно дольше.
Прощай, Крым! Слава твоим защитникам!
Гибель «Армады»
Наши войска, успешно высадившиеся в Крыму под новый 1942 год и освободившие Керченский полуостров, теперь поспешно отступали. Немецкие передовые подразделения подходили к городу, а самолёты почти непрерывно бомбили переправу и плавсредства, замеченные ими в Керченском проливе.
В этих условиях командир 151-й отдельной разведывательной эскадрильи майор П.И. Кулиш сумел организовать переправу личного состава части на «большую землю». Переправлялись мы 15 мая 1942 года на небольшом речном буксире под прикрытием истребителей Черноморского флота И-153 («Чайка»). Наша эскадрилья, лишившись самолётов и многих лётчиков, была расформирована, а я был направлен во вновь созданный полк радиомехаником. Это был 763-й ночной ближнебомбардировочный авиационный полк. Полк состоял из двух эскадрилий самолётов Р-5, поспешно собранных из авиационных училищ и других подразделений Закавказского военного округа. Всего в полку было 23 самолёта. Предстояло знакомство с личным составом полка и малоизвестным для меня самолётом.
Самолёт Р-5 был создан конструктором Н.Н. Поликарповым в 1928 году как воздушный разведчик. С 1929 года начал поступать на вооружение Красной армии уже в трёх модификациях: разведчик, штурмовик и бомбардировщик. На самолётах полка никакого радиооборудования не было. А для переговоров экипажа было переговорное устройство, которое состояло из двух резиновых шлангов (дюритов), двух воронок и двух металлических наушников, закреплённых в лётных шлемах.
Для немецкой зенитной артиллерии самолёт представлял медленно движущуюся цель, а для истребителей – отличную мишень. Лётный состав полка хорошо знал, на каких самолётах ему предстояло воевать, однако добросовестно готовился выполнить свой долг перед Родиной.
Командиром эскадрильи, в которой я числился радиомехаником, был морской лётчик капитан Ветров. Это был опытный лётчик, требовательный командир и хороший человек. Он не вернулся с боевого задания, когда полк стал совершать полёты на Севастополь, уничтожая немецкие войска, наступающие на город с севера.
Вскоре по прибытии в полк я подружился со старшим сержантом механиком самолёта звена управления Иваном Березиным. Это был находчивый, остроумный и неунывающий человек. Он имел хороший слух и голос, а также неразлучную гитару, которая развлекала нас и добавляла авторитет своему хозяину. Пел он душевно, покоряя сердца слушателей. Для гитары в тар гроте его самолёта было сделано специальное крепление, где она постоянно находилась. Однако Иван не забывал вынимать её из самолёта перед каждым боевым вылетом. На гимнастёрке Ивана красовался редкий для начала войны орден Красной Звезды. Получил он его за находчивость и смелость. По рассказу орденоносца, события развивались примерно так. Командир поспешно подошёл к самолёту, на котором выполнялись профилактические работы, и приказал срочно готовить его к полёту для знакомства с новым местом базирования.
Вместе с командиром, во второй кабине, полетел и механик самолёта. Случилось непредвиденное: при взлёте одно колесо соскочило с оси и далеко укатилось от места старта. На земле была полная растерянность. Посадка на одно колесо требовала большого мастерства от лётчика, была рискованной и, как правило, заканчивалась серьёзной поломкой. Иван принял решение раньше других. Он написал короткую записку и сбросил её на стоянку вместе со шлемом. В записке несколько слов: колесо, верёвку, шайбу, гайку, шплинт. Быстро сообразив, техник звена поднялся в воздух на другом самолёте, прихватив с собой всё необходимое. Колесо и детали были точно нацелены на ниже летящий самолёт и спущены в кабину штурмана на верёвке. Теперь предстояло совершить самое трудное. Нужно было перебраться вместе с тяжёлым колесом на подкос шасси, надеть колесо на ось и надёжно его закрепить. Этот сложный и рискованный акробатический трюк Иван выполнил блестяще. Удерживаясь одной рукой, ногами и зубами за силовые элементы самолёта, на большой скорости полёта, он смог надеть колесо на ось и зашплинтовать гайку. Затем он поднял большой палец вверх, а потом им же показал на землю.
Командир полка незамедлительно подписал наградной лист на Ивана Васильевича, моего будущего фронтового товарища. Ивану я помогал готовить самолёт к боевому вылету, а также подвешивал бомбы, вворачивал взрыватели и контрил их ветрянки. Он с благодарностью принимал любую помощь и всегда улыбался. Его улыбка была доброй, но с какой-то хитрецой, однако без ехидства или издёвки. На его лице часто появлялось выражение: «Я могу, а вот ты, сможешь ли ты?» К чему бы ни прикасались его умелые руки, всё приобретало какой-то законченный смысл и практическую пользу. Самым забавным было то, что Иван, в отличие от замполита, называл свой самолёт воздушным кораблём. А представлялся не иначе как «механик флагманского корабля». Полк в его трактовке был «Армадой». Когда начинались полёты, он говорил:
– Летай, «Армада».
Свой корабль Иван любил сильнее, чем красавицу казачку, которую он покорил своим задушевным пением в сопровождении гитары.
Интересной личностью у нас был замполит. Раньше он служил в кавалерии, и поэтому его лексика и высказывания сформировались в тесном общении с лошадьми. Так, если Иван называл самолёт «кораблём», то замполит – «лошадью». О техническом состоянии самолётов он судил только по чистоте обшивки и блеску. Он делал замечания:
– У вас нет чистоты и блеска, нужно помыть лошадь.
От кавалеристов он унаследовал понятие «безлошадный экипаж» – лётчики без самолётов.
Наш замполит с трудом осваивал новые для себя слова и их значение. Например: пускач, БЗ, костыль, сипак, коуш, стрингер и другие. Непонятными для него были чисто авиационные команды «на хвост», «под хвост».
Доверительные, приятельские отношения у меня сложились с механиком по вооружению Петром Кравченко, с которым мы прилетели из Липецка защищать Крым и вместе прошли трудные и опасные дороги отступления от Саки до Тамани в ноябре 1941 года. Он был лет на пять старше меня и, естественно, был опытнее во всех отношениях. Пётр обучал меня стрельбе из турельного пулемёта, как правильно подвешивать бомбы и даже проверять щелчки синхронизатора стрельбы пулемёта, установленного над мотором. Сам он отлично стрелял из различного оружия, и ему в этом не было равных. Как правило, на спор он из своего парабеллума попадал в часы, установленные на расстоянии в двадцать шагов.
Добрая память у меня осталась от дружбы с механиком по приборам, человеком непрерывного поиска чего-то нового, более совершенного, пригодного для улучшения навигации самолётов, всего, что как-то связано со сложным обеспечением ночных полётов на Севастополь. Он перечитывал различные книги, занимался фотографией, ходил с двустволкой на утиную охоту и отлично справлялся со своими прямыми обязанностями – все приборы на самолётах были исправны. С этим фронтовым приятелем (имя и фамилию которого я, к сожалению, забыл) мы делились знаниями и соображениями, иногда далёкими от служебных обязанностей и фронтовых забот. У него было великое множество различных идей и даже практических решений. Особенно часто он мечтал о беспилотном самолёте, который мог бы летать по маршруту, запрограммированному в автопилоте. При его помощи я освоил не только терминологию прибористов (трубка Винтури, сосуд Дьюара, анкер, трипка и пр.), но стал понимать работу пилотажно-навигационных приборов наших самолётов.
