К вечеру на попутных автомашинах нам удалось доехать до станицы Лазаревской. Спали на грязном деревянном полу большого барака с таким же большим коридором. На этот раз у меня под головой, вместо мягкой пуховой подушки, была только кобура с револьвером и ремнём для брюк. Как только начали открываться двери многочисленных комнат, выходящих в коридор, наша троица вышла на дорогу и бодрым шагом двинулась на Сочи.
Перед мостом через горную речку мы были задержаны патрулём войск НКВД и сопровождены в отстойник, где формировались подразделения защитников Кавказа. Там, без разговоров, отобрали личное оружие, затем меня, как имеющего поручительство НКВД, посадили на автомашину, а друзей оставили как дезертиров. Мы успели договориться, что я еду по дороге и ищу штаб 4-й воздушной армии, чтобы помочь моим друзьям.
Ехали по горному серпантину на большой скорости. Меня немножко укачало. Остановились, чуть-чуть не доезжая до Сочи. Я с трудом вылез из кузова автомашины. Здесь мне, как говорят, опять неслыханно повезло.
Во-первых, я встретил знакомых радистов с радиостанции РАТ, которые расположились со своими тремя автомашинами на обочине дороги под ветвистыми деревьями.
Во-вторых, примерно через час на дороге появилась полуторка, гружённая чем-то мягким, а сверху груза восседали улыбающиеся мои друзья. Они кричали и махали руками. Я понял главное – до встречи в Сухуми.
В-третьих, я встретил очень милую девушку-радистку Зою. Завтра её должны забросить в Крым, но вечер и ночь были наши. Об этом можно вспоминать особо.
Через день я на попутных машинах добрался до Сухуми, явился в комендатуру и получил адрес, где разместились мои сослуживцы. Из тех военнослужащих, которые стояли в строю под Анапой после гибели «Армады», до Сухуми смогли добраться не все. Однако мои друзья были рядом, живы и здоровы. Но сам город Сухуми был безлюден, местные жители исчезли. Исчезла обслуга ресторанов «Рица» и «Абхазия», двери открыты, но людей нигде не видно. Было впечатление, что население этого большого города похитило неведомое существо. Оказалось всё проще: этим существом был обыкновенный страх. Прошлой ночью над городом впервые появился бомбардировщик Ю-88, который сбросил все бомбы в прибрежной полосе, не повредив ни одного здания. Этого оказалось достаточно, чтобы всё гражданское население покинуло город и обосновалось в домах знакомых и родственников, расположенных в горах и в ущельях.
Деловой центр города – рынок на долгое время также переместился в ущелье. Используя выгодную во всех отношениях обстановку, мы запаслись продуктами, купались и загорали на пустующих пляжах, ждали команды.
Был тёплый осенний день. Три фронтовых товарища после приятного купания в Чёрном море лежали на пляже, покрытом мелкими, отшлифованными морем камешками, и наслаждались тишиной. Недалеко была жестокая война, но для меня, Ивана и Петра кем-то была предусмотрена
передышка – «Армада» погибла, а мы целы. Лёжа под ласковым солнцем, мы вспоминали наш последний драп от Анапы до Сухуми, соображали, что будет дальше и что ещё необходимо для хорошего обеда.
Неожиданно у меня появилось желание выяснить некоторые подробности наших добрых отношений. Я, несколько смущаясь, спросил:
– Почему вы так терпеливо меня ждали, хотя в то самое время я сидел в глубокой яме, немцы двигались на Кавказ, была паника и каждый думал только о своём спасении?
Возможно, этот вопрос для моих друзей оказался сложным. Улыбаясь, сначала высказался Иван:
– Мы тебя знаем как разумного и спокойного товарища, ты выполнял все свои обещания, и поэтому мой погибший «корабль» (самолёт) и я благодарим тебя за дружбу.
Затем, почесав свою волосатую грудь, Петро сказал:
– Вадим, я тебя также хорошо знаю, мы вместе служили и готовили самолёты к боевым вылетам, и, когда попадали в сложные ситуации, для нас всё заканчивалось хорошо.
– Ну и что из этого следует? – спросил я Петра.
– Вспомни последний паровоз в Феодосии, катер в Керчи, налёт Ме-110 на аэродром Плавнинский. А ещё случаи в караулах, нарядах, на стоянках самолётов. Сколько их было?
– Я плохо понимаю, о чём ты, Петя, говоришь.
– Хорошо, я скажу, что я знаю: ты счастливчик. Что-то или кто-то тебя своевременно спасает. Рядом с тобой я спокоен и даже кем-то защищён. Как нам удалось добраться до Сухуми?
Я поблагодарил своих друзей, а про себя решил, что если всё так, то нужно довериться судьбе, не принимать скоропалительных решений в сложных и опасных ситуациях.
Во второй половине октября остатки полка переехали сначала в Очамчира, а затем в Миха-Цхакая, где должны были изучать американские самолёты В-25 и ждать эти самолёты из Ирана.
Не помню как и почему, но я оказался в авиационной части, эксплуатирующей самолёты У-2 (По-2) и базирующейся на ипподроме города Сухуми.
К этому времени немецкие войска при содействии предателей из числа местных жителей по горным дорогам, перевалам и тропам, преодолев сотни километров, приблизились к городу Сухуми. Бои шли на ближайших перевалах и в ущельях (Абхазский хребет), где основную оборону держали подразделения моряков и роты курсантов Тбилисского военного училища.
Наши самолёты, заменяя ишаков, успешно доставляли в ущелье спирт, боеприпасы, сухари и перевязочные средства. На ипподром в Сухуми самолёты возвращались с ранеными. Лётчики иногда привозили грецкие орехи, которых было очень много на земле после налётов немецкой авиации на наши позиции, расположенные в горах рядом с ореховыми рощами.
Полёты самолётов в горах были сложными и опасными. С большим трудом преодолевая высокие хребты, под огнём противника, подвергаясь атакам вражеских истребителей, лётчики умудрялись сажать свои перегруженные бипланы на крохотные каменистые площадки, доставляя защитникам бесценный груз. Моторы самолётов У-2 (известные как «кукурузники») стрекотали в небе с раннего утра до глубокой ночи. Наши лётчики за день делали до восьми вылетов.
С каждым днём количество отважных защитников перевалов уменьшалось. Людских резервов не было. Снабжение войск на перевалах оружием и питанием было недостаточным для активной обороны.
Такая перегрузка начала сказываться как на лётном, так и на техническом составе нашей части. Участились поломки самолётов У-2. Но и в этих сложных условиях личный состав прилагал все силы для увеличения количества грузов, перевозимых в горы. Интенсивность полётов начала снижаться в основном из-за дождей, которые превратили ипподром в настоящее болото.
Несколько строк из дневника.
«22 октября 1942 года. Четыре дня шёл дождик, самолёты и стоянки – в воде, всюду грязь и лужи. Сейчас тучи разошлись, выглянуло солнце, и открылась изумительная панорама гор. Они как бы приблизились, сделались контрастными и слились воедино с белыми облаками. Голубое небо подчёркивало белизну новорождённого льда и снега. Отдельные вершины напоминали ослепительные сахарные головы, уходящие вверх, а там, в высоте, как бы соединялись с неподвижными облаками. Среди вершин, по ущельям, нарушая первозданную тишину, с треском и рокотом, в беспрерывном потоке, летят У-2 нашего славного полка. Лётчики делают до восьми вылетов в день.
