Вывозят обмороженных. Ишачья авиация! Гы! Мирка, где ты?»
Все это время я помогал загружать самолёты, ходил в наряды и занимался другими несложными делами, в том числе читал книги. Работы по моей специальности, как радиста, в полку не было, я мечтал служить в частях, где на самолётах есть радиооборудование.
В середине ноября из штаба 4-й воздушной армии раздался звонок, и громкий голос спросил начальника штаба моего полка:
– Чем занимается у вас радиомеханик Мальцев?
После некоторого раздумья и необходимых консультаций прозвучал ответ:
– Помогает техническому составу, ходит в наряды и читает книгу «Радиотехника».
После такого ответа поступила команда:
– Радиотехника необходимо использовать по назначению. 19 ноября Мальцева командируйте в штаб армии.
Это мне удалось услышать, находясь в тот момент в качестве посыльного в штабе полка.
19 ноября на попутных автомашинах я добрался в Ахали-Афони (по-русски Новый Афон), что в 18 километрах от Сухуми, где в известном храме размещался штаб воздушной армии.
Был приятный разговор с военинженером 3-го ранга, в процессе которого вспомнилась моя работа по установке пяти бортовых радиостанций на самолётах Р-5 и безуспешная недельная вахта дежурства на аэродромной коротковолновой радиостанции 11АК в интересах обеспечения связи с крымским подпольем (партизанами). Тогда мы убедились, что в Крыму уже нет радистов, способных ответить на наши позывные, а Крым превратился в плацдарм для захвата немцами Кавказа.
Однако самыми главными событиями этого приятного для меня дня были:
во-первых, началось успешное контрнаступление наших войск под Сталинградом, определившее переломный момент не только Великой Отечественной войны, но и Второй мировой войны. Это была моральная и политическая победа нашего народа. Следует уточнить, что некоторые историки Запада, не считаясь с неопровержимыми фактами, относят к решающим сражениям Второй мировой войны Аламейскую операцию в Северной Африке, произошедшую за месяц до окружения, пленения и уничтожения 330 тысяч человек гитлеровской армии под Сталинградом. В африканской операции войска фельдмаршала Роммеля потеряли пленными 30 тысяч человек, а убитыми – 2300 немцев и итальянцев. Можно считать, что отличались эти две упомянутые военные операции не менее чем в 10 раз! Закончился первый этап ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ;
во-вторых, я был назначен старшим радиотехником в 502-й штурмовой авиаполк, базирующийся на аэродроме в Адлере. Новая должность позволяла получить звание воентехника и значительную добавку к денежному довольствию;
в-третьих, оказывается, я был представлен ещё в начале 1942 года командиром «Армады» (763-й НЛБАП) к званию старшего сержанта. Приказ подписан командующим 4-й воздушной армией генерал-майором авиации К.А. Вершининым, который в этой должности был до сентября 1942 года, но в то время я с ним не встречался.
Запомнившаяся на всю жизнь встреча состоялась у меня значительно позже, когда он был уже Главным маршалом авиации, главнокомандующим ВВС и членом Н,К КПСС, а я инженер-майором. Эта незабываемая встреча произошла в 1954 году, когда я, как ведущий инженер по НИР «Разработка автомата кнопочной перестройки радиокомпаса АРК-5», был вызван в Главный штаб ВВС, где маршал искренне поблагодарил за работу и твёрдым голосом с использованием крепких русских слов сказал: «Если я узнаю, что кто-то будет тормозить вашу работу и установку автоматов на самолёты МиГ-15, я лично оторву тому голову».
Автомат успешно выдержал государственные и войсковые испытания, однако по решению 1-го секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущёва произошло сокращение Вооруженных сил и полное уничтожение всех самолётов МиГ-15. Совершенно ясно, кому нужно было отрывать голову, так как автоматы устанавливать было некуда! В октябре 1964 года Никита Сергеевич «за проявления волюнтаризма и субъективизма» освобождён от всех обязанностей, а в 1971 году он умер.
Очень хорошо сохранилось в памяти, как маршал образно назвал человека, который мог попытаться тормозить реализацию моей НИР. Оказалось, что для меня наша встреча была очередной победой и самой высокой наградой за время моей службы в армии.
В 1973 году, в довольно пасмурный день, я выстоял, с большой грустью, очередь в Дом Советской армии, где состоялось прощание с К.А. Вершининым. В то время я был представителем чиновников Министерства радиопромышленности, которые курировали разработку радиосредств для авиации.
Тогда же, на Кавказе, в тот радостный день, по молодости, я гордился очередным повышением в звании и мог заслуженно закрепить в петлицах третий красный треугольник.
В-четвёртых, после сильных продолжительных дождей небо очистилось от туч, горы засверкали в солнечных лучах, резко снизилась температура. Наступили зимние холода. Все горы покрылись снегом и льдом. В ущельях и на перевалах замерзали бойцы наших частей и подразделений, но ещё больше замёрзло немецких войск. Наступающие на Сухуми войска противника были отброшены не без помощи «Деда Мороза» на многие сотни километров на север. Пришло долгожданное время освобождать Кавказ.
Для меня, как и для всей страны, день 19 ноября 1942 года оказался особым днём!
С приятными мыслями и хорошим настроением я вернулся в Сухуми, где уже на следующий день собрал вещмешок, почистил английские армейские ботинки и покрепче намотал русские обмотки. Одетый по погоде в потрёпанную тёмно-синюю шинель и пилотку прибыл в Адлер, где с большой надеждой и уверенностью доложил начальнику штаба о прибытии для прохождения дальнейшей службы в 502-м штурмовом авиационном полку, а также передал пакет с заново заведённым на меня личным делом (старое сгорело вместе с самолётом при перелёте на фронт). После ознакомления с содержимым пакета начштаба и начальник строевого отдела как-то непонятно пошептались, видимо озабоченные кадровыми перестановками в полку, и посоветовали мне не торопясь обустраиваться.
Штаб полка и общежития личного состава размещались в двухэтажном здании бывшего санатория с красивым парадным подъездом, к которому подходила асфальтированная дорога, серпантином спускающаяся с пологой горы к центральной приморской дороге, идущей на Сухуми. По этим дорогам лётный и технический состав на бортовых автомашинах каждый день ездил на аэродром на боевые полёты и обратно. Для того чтобы окунуться в прохладные воды Чёрного моря, нужно было только перейти центральную шоссейную и железную дороги, раздеться и зайти в море по мелкой неприятной гальке.
Все внутренние помещения санаторного здания были светлыми, чистыми и не походили на те землянки или дома, в которых мне пришлось ночевать с начала войны. Кроме общежитий с хорошими широкими кроватями и служебных помещений была большая комната, где стояли два бильярдных стола, обтянутые почти новым зелёным сукном.
Эта комната, бильярдные столы, большие, под слоновую кость, шары и увесистые кии меня, как мальчишку, привлекали по-особому, потому что я умел забивать шары в лузы и любил эту игру. Впервые я взял настоящий кий в руки в 15 лет, когда мамина сестра – тётя Шура в тёплое летнее время работала главным врачом в Крыму в санаториях Министерства обороны. Завидную практику игры я получил в Алуште, играя с двоюродным братом Лёвой на солидных бильярдах в часы сна отдыхающих. Мне также запомнилась игра в томском ресторане на ящик пива, где я смог удачно проявить свои способности – забивать шары в лузы и выиграть три игры у местных игроков, хотя в то время я учился только в девятом классе.
