– Вадим, встречаемся в Сухуми. Догоняй!
То, что я увидел и услышал, было для меня большой радостью: моих друзей освободили из отстойника НКВД, мы ещё встретимся и продолжим нашу совместную боевую службу.
Приближалась вторая половина пасмурного дня. Всё небо было покрыто дымкой, солнце светило слабо, но было тепло. Мои знакомые радисты пригласили меня переночевать с ними на тёплых самолётных чехлах, аккуратно расстеленных под деревьями, между автомашинами, хотя до ночи ещё было далеко. Я отказался, надеясь уехать на попутных машинах в Сухуми.
Хотелось есть… У меня был продовольственный аттестат, а рядом город, где наверняка была военная комендатура и столовая. Я не спеша пошёл в город.
На маленькой площади с большой круглой клумбой с яркими цветами стояли длинные решётчатые скамейки, а рядом была большая арка, обвитая диким виноградом, с надписью «Ривьера».
Я уселся на скамейку и с облегчением вздохнул – всё было хорошо. Можно подвести некоторые итоги: верные друзья ждут меня в городе Сухуми; у меня есть хорошая «бумага», но нет красноармейской книжки, удостоверяющей мою личность; я здоров, у меня нет ранений или сильных ожогов, но нет револьвера, который забрали на пропускном пункте НКВД; есть желание покушать, но нет ничего съедобного; у меня нет командиров и боевых задач, есть конечный пункт отступления – комендатура города Сухуми.
Не успел я наметить конкретный план своих действий, как из-под арки появилась чернявая, стройная девушка в хорошо подогнанной военной форме. Она подошла к скамейке, уселась рядом и стала с интересом меня разглядывать.
Я был без пилотки, со слегка обгоревшими волосами и бровями, в закопчённой, грязной гимнастёрке, в прожжённых в нескольких местах брюках и в подгоревших сапогах.
– Сержант, вы похожи на головешку с хорошего пожара. Где и что горит? – спросила меня, почти официальным тоном, чернявая незнакомка.
Я официальным тоном ответил старшему сержанту, что сгорел самолёт, я остался живым, мне нужно быть в Сухуми и что я хочу есть. Здесь я один в этом незнакомом для меня городе.
У неё появился интерес, приятная улыбка на красивом лице и много вопросов, на которые я подробно отвечал, вспоминая допрос в Кабардинке, устроенный мне лейтенантом НКВД. Я ей даже показал свою «бумагу» с печатью этого ведомства. После нашего разговора она по-иному посмотрела на меня и, немного подумав, уже ласково сказала:
– Я тебе помогу. Пойдём на рынок в Мацесту, я тебя, возможно, там накормлю.
Такое прекрасное предложение пробудило во мне чувства благодарности, восхищения и полного послушания этой, уже милой для меня, девушке. Я понял, что она, как старшая по званию, взяла на себя заботу о погоревшем сержанте и даже стала проявлять повышенный интерес к моей личности. Я это оценил и, в свою очередь, был готов поддержать её начинание.
Проходя около моста через речку, мы зачем-то зашли на мост, и наши руки соединились. Я почувствовал ласку девичьей руки, по телу потекло тепло и ранее совершенно неизведанное.
В детстве я проводил больше времени в окружении девочек, чем мальчиков: у нас были совместные игры и мы дружили. В то время я им доверял больше, чем мальчикам, но позднее убедился, что и среди этих милых созданий есть обманщицы, хитрые и коварные люди.
Так, в девятом классе у меня были добрые отношения со старшеклассницами Людмилой Ерохиной и Зоей Каледовой, которые были влюблены в моего друга Мирослава Чумало. С Зоей мы жили в Лианозове и домой из Долгопрудного ездили вместе в пригородных поездах. Однажды я её поцеловал в тамбуре вагона и с этого момента начал провожать до дома. К моим ухаживаниям она отнеслась чересчур спокойно, но об этом рассказала Людмиле.
На праздник 1 Мая 1939 года многие ученики нашего класса решили собраться и коллективно его отметить. На праздничный вечер нам был предоставлен в деревне Виноградово, рядом с Долгим прудом, большой дом, в котором находилась начальная школа, а её директором была мама нашей Егоровой Зои. Были накрыты закусками и слабой выпивкой столы, играл патефон, была предпраздничная суета. Неожиданно в окнах начали появляться деревенские ребята, что-то выкрикивать и кривляться. Они сознательно и успешно нас раздражали. Я открыл окно, выскочил на землю и хотел воздействовать на ребят, но это не получилось – я был оглушён внезапно сильным ударом по голове так, что потерял сознание. Несмотря на занятия в секции самбо, противник разбил всё моё лицо до такой степени, что когда милиция привезла меня домой, то моя родная мать меня не узнала. Со мной так расправился деревенский немой, который реализовал ревность и месть моих подружек за пол-литра водки. (О причинах этой драки и её организаторах я узнал только после войны от Людмилы, перед её смертью.)
Возможно, из-за этого памятного события и странного для меня поведения моей незнакомки что-то меня насторожило. Я ей задал первый контрольный вопрос:
– Как понять и что это за пароль: «Я на горку шла»?
Она просияла и ответила:
– Дай, дай закурить. – Потом тихо добавила: – Ты мне почему-то нравишься, а это двойка из азбуки Морзе.
После моего запроса и её ответа я забыл о всякой бдительности, а она подробно рассказала о себе.
Зоя Коновалова жила в Краснодаре, была младшей дочкой в казацкой семье. В их роду была турчанка, и поэтому она такая чернявая. Она окончила курсы радистов и прошла подготовку в Краснодарском краевом штабе партизанского движения, где изучала немецкие средства связи. Сегодня она занимается самоподготовкой перед ответственной работой в Крыму. Чем больше она рассказывала о себе и предстоящей работе, тем сильнее у меня проявлялось чувство удивления и восхищения поступками этой смелой девушки. В подтверждение своему рассказу она показала «бумагу», подписанную командующим фронтом маршалом С.М. Будённым, и маленький браунинг, спрятанный в лифчике. В её «бумаге» (насколько я помню) было указано, что старший сержант выполняет задание штаба фронта и поэтому командиры частей и соединений должны оказывать ей необходимую помощь при выполнении служебного долга.
Я осознал, что она мне полностью доверяет и хочет поделиться своими сложными переживаниями, и ещё я понял, что впервые мне раскрылась такая интересная девушка.
Мы шли, взявшись за руки, к рынку, разговаривали о наших судьбах, и у нас появлялось взаимное чувство уважения и дружбы.
Бойкая рыночная торговля шла между лечебными корпусами известного курорта, на дороге и на берегу реки. Мы купили лепёшки, местного сыра и груш. Зоя заплатила за все покупки, но я отдал ей около двухсот рублей, которые у меня были. К этому времени мы уже настолько доверяли друг другу, что деньги для нас не имели никакого значения. После приятной трапезы она сказала:
– Пока не стемнело, пошли к морю. Тебе нужно отмыться и привести себя в порядок – это моё желание, пойдём.
Она купила мыло, и мы пошли сначала к речке, а потом к морю.
Моё обмундирование после Зоиной стирки сушилось на заборе, разделяющем пляжи соседних санаториев или домов отдыха, а мы бегали по воде, ловили друг друга и целовались.
