Я находился возле наземной командной радиостанции вместе с заместителем командира полка подполковником Предковым, который в это время руководил взлётом самолётов. Самолёты эскадрилий дружно выруливали из капониров и, разбираясь по парам, спешили на старт. Предков давал последние указания командирам эскадрилий, а я проверял работу бортовых радиостанций.
После взлёта эскадрильи выстроились клином звеньев, пролетели над стартом и скрылись за лесным массивом. Вскоре стало известно, что все самолёты вместе с механиками, в том числе самолёты звена управления, благополучно приземлились на новом аэродроме и были рассредоточены по стоянкам. Один самолёт из 3-й эскадрильи при заходе на посадку был обстрелян из стрелкового оружия.
Последним наземным эшелоном выехал штаб полка и офицеры управления, к которым относился и я. На этот раз по неизвестной причине безногий рояль Петра Романовича в дальнюю дорогу не взяли. А ведь он облагораживал нашу военную армейскую жизнь и согревал наши сердца в холодные вечера на Смоленщине.
В сумерках приехали в живописную деревеньку, стоящую у дороги на косогоре возле небольшой речушки.
Командование и весь личный состав полка были в возбуждённом состоянии. Оказывается, мы попали в район возможного соприкосновения с немецкими войсками. Была информация, что некоторые потрёпанные в боях немецкие части, прорвав кольцо окружения, двигались на запад, вне дорог, скрываясь от партизан. Пути-дороги поспешно отступающих подразделений немцев проходили через аэродром и деревню.
Ожидание опасности усиливалось рассказами местных жителей о том, как немцы нападали на ночующие в домах команды, а вчера сожгли на стоянке два самолёта Ил-2. Это послужило, видимо, основной причиной перебазирования лётной части, которая была здесь только сегодня.
Батальон аэродромного обслуживания также понёс потери в живой силе и технике, но был своевременно усилен стрелковыми подразделениями и отрядом партизан, охраняющим подходы к аэродрому.
Широко обсуждались и практически решались проблемы предстоящей ночи и условия надёжной безопасности. Полковой доктор Гамид к нашему приезду обошёл все целые дома в деревне и выбрал подходящее помещение. Ночевали мы в погребе пустого дома, заблаговременно забив двери и окна крепкими досками. Этот добрый совет дал нам «особняк», знавший лучше других наземную обстановку в этом районе. По его же настоянию весь лётный состав на ночь был отправлен в расположение танковой части, находящейся в нескольких километрах от аэродрома. Мы были проинструктированы, что нужно и что нельзя делать при внезапном нападении немцев, а также получили гранаты и ночной пароль.
Спали на досках, постелив на них моторный чехол от самолёта. Привычная близость друг к другу и уверенность в правильности принятых решений успокаивали. Мы нормально заснули. Тревожная ночь для нас, пятерых офицеров управления полка, прошла спокойно. Хотя на подступах к аэродрому была перестрелка, но в деревню немцы не заходили.
Утром, после завтрака, узнали, что полк немедленно вылетает на аэродром Бешенковичи, а я назначен старшим команды сержантов, размещённых на двух полуторках и уже ожидающих отправления. На этих автомашинах, кроме механиков и младших специалистов, в основном девушек, находились ящики с ЗИПами и другие принадлежности технической службы полка. (На двух автомашинах было пятнадцать девушек.)
Отправление команды задерживалось, так как по основной дороге на Бешенковичи двигалась колонна немецких войск, и её успешно уничтожают наши штурмовики (самолёты Ил-2) и партизаны.
Вскоре разрешение на выезд было получено, и мы поехали. Первые километры по пыльной грунтовой дороге проехали быстро и спокойно. Вдали виднелся деревянный мостик, к которому сходились две дороги. Одна – та, по которой мы ехали, а другая спускалась по косогору из соснового леса с противоположной стороны. Когда мы подъехали ближе к мостику, я обратил внимание на пыль и на движение по дороге со стороны леса. Водитель, опытный солдат, хорошо знающий правила поведения при встрече с немцами, резко затормозил и съехал с дороги в кусты. Моя команда, вооружённая винтовками, укрылась в придорожной канаве. Я же посмотрел на барабан с пятью патронами моего револьвера и с досадой засунул его в кобуру.
Облако пыли, поднятое нашими автомашинами, видимо, озадачило немцев, двигающихся по дороге от леса. Уставшие немецкие солдаты в серых пыльных тужурках, вооружённые автоматами, остановились, ожидая отставших или оценивая обстановку. Было ясно, что успех одной из сторон зависит от захвата мостика через маленькую речку.
Я как старший команды и единственный офицер в тех сложных условиях не мог принять разумного решения. Но команда прозвучала:
– Зарядить оружие! Без команды не стрелять!
Самым отважным и опытным бойцом нашей команды оказался водитель автомашины. Он выдвинулся ближе всех к мостику, нашёл удобное место для обстрела и приготовил гранаты к бою.
Настал критический момент. И здесь, как всегда бывало со мной в тяжёлую минуту, появился мой ангел-хранитель. На этот раз им оказался мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, вооружённый немецким ручным пулемётом и
лихо сидящий на взмыленной лошади. На склоне господствующей высоты, на фоне соснового леса в этот момент он выглядел как сказочный богатырь.
Молодой партизан ловко сполз с лошади, установил на сошки пулемёт, быстро его зарядил и выпустил длинную очередь. Пыль от пуль определила смертельную границу для немцев. Этого было достаточно, чтобы немцы поняли, что их судьба предрешена. Воодушевлённые, мы вылезли из укрытий и с радостью наблюдали, как к нашему противнику с противоположной стороны дороги, поднимая пыль, скакали партизаны.
Прозвучала громкая команда на немецком языке, которая была услышана и чётко выполнена: оружие было собрано в одну кучу, а в другой были сумки, планшетки и другие личные вещи. Пленные немцы под охраной партизан уходили по дороге к лесу. Мостик через маленькую речку был наш! Дорога на Бешенковичи была открыта.
Большое спасибо партизанам!
Дороги, по которым нам пришлось проезжать, были свидетелями отступления и поражения немецких войск. По краям и обочинам дорог попадались разбитая техника, повозки и трупы солдат в сером обмундировании. На многих участках дорог были заметны результаты работы нашей штурмовой авиации: воронки от бомб ФАБ-50 и PC.
На перекрёстках дорог обустраивались посты регулировщиков, рядом с ними можно было видеть отдельные группы партизан. Деревни сожжены, остались только печки с высокими трубами да чудом уцелевшие деревья. Всё увиденное свидетельствовало о жестокости оккупантов и свободолюбии белорусского народа.
Начинало смеркаться. По понтонному мосту переправились через реку Западная Двина. После доклада начальнику штаба о благополучном прибытии команды в расположение части я был назначен оперативным дежурным по полку.
На окраине аэродрома, в темноте, с большим трудом нашёл небольшой домик, где был развёрнут наш командный пункт. Кроме посыльной, в домике никого не было. Знакомые мне по прежним дежурствам вещи, в том числе ящик с документами дежурного, были на привычных местах. На столе стояли телефоны и лампа-коптилка, освещающая всё помещение и два окна. (Они смотрели на окраину аэродрома.) Эти два окошка оказались тем огоньком, на который незамедлительно начали прилетать «бабочки»: немецкие офицеры и солдаты, спасающиеся от встречи с партизанами. Сдача в плен армейским частям давала им возможность уйти от вероятной смерти.
