Наступила ночь, пошёл сильный затяжной дождь. Измученные и промокшие немцы, прятавшиеся по перелескам, выходили к нашему домику со светящимися окнами. Я вызывал из комендатуры солдат для сопровождения их в лагерь для военнопленных, а моя девушка-посыльная выдавала необходимые команды.
За те несколько дней, которые мы провели на аэродроме Бешенковичи, довелось ближе познакомиться с некоторыми местными партизанами. Это были мужественные люди, прошедшие суровую партизанскую школу, преданные общему делу и любящие свой народ. Они отлавливали немцев, выходивших из окружения, и передавали их в комендатуру или же сами определяли меру наказания.
Среди отступающих врагов были власовцы, заклятые враги партизан. Они ловко маскировались под советских солдат и имели нужные документы. Но партизаны, по известным только им признакам, безошибочно их вычисляли.
Встреча с партизанами около мостика, мужественный образ моего спасителя – парнишки с ручным пулемётом навсегда сохранились в моей памяти. Спустя годы я часто вижу во сне картину, где на пригорке, на фоне соснового леса остановился всадник – легендарный партизанский воин с пулемётом за спиной, в закатанных по колено брюках и с босыми ногами. Он мой спаситель, и не только мой.
Вечная ему слава!
Ко времени завершения операции «Багратион» сопротивление немецких войск в Белоруссии было сломлено, части 1-го Прибалтийского фронта подходили к городу Шяуляй, а 21-й ИАП перебазировался в Литву.
На память о встрече с немцами и партизанами около мостика через безымянную речку у меня остались две вещи: большой кинжал с красивой гравировкой «Всё для Германии» и хорошая бритва фирмы «Золенген».
Позывной: «Вась-Вась»
После ожесточённых воздушных боёв за господство в воздухе, в полосе 1-го Прибалтийского фронта (июль – сентябрь1944 г.) и по овладению побережьем Балтийского моря, истребительная авиация получила некоторую передышку. В это время наш 21-й Витебский краснознамённый истребительный авиационный полк, в котором я служил старшим радиотехником, базировался на полевом аэродроме Ионишкис в Литве.
Был тёплый, тихий день. Время подходило к полудню. Небольшая дымка прикрывала ближайшие хутора и ухоженные маленькие поля с колосящейся пшеницей. Я находился под брезентовым навесом вместе с радистом радиостанции В-100 и ждал от «Вась-Вась» первых результатов воздушной разведки.
«Вась-Вась» – это персональный радиопозывной лейтенанта В.В. Егорова, одного из лучших воздушных разведчиков и отличного бойца. Он выполнял задание по разведке передвижения войск противника в районе военной базы и порта Лиепая. В это время в воздухе был только один его самолёт. Вскоре в динамике появился шум от самолётной радиостанции и «Вась-Вась» сообщил, что по дорогам, прилегающим к порту, в городе и в самом порту заметно только движение одиночных автомашин. Самолётов противника в воздухе не видно. Далее он передал, что пошёл на снижение. Это означало, что он приготовился фотографировать порт и его акваторию. Затем среди шумов и тресков прозвучали слова:
– Зенитки, зенитки.
«Вась-Вась» был в полёте более 50 минут, и по полковым меркам он уже должен бы вернуться на свой аэродром. Однако на многократные запросы:
– «Вась-Вась». Я – «Берёза». Как меня слышишь? Я – «Берёза». Приём, – ответа не было.
Не было видно и самолёта с хвостовым номером 22. Наконец послышался звук приближающегося самолёта Ла-5, а затем показался и сам самолёт. На наш запрос:
– «Вась-Вась». Ты над точкой. Как понял? Если слышишь, покачай. Я – «Берёза». Приём, – ответа не было.
Из динамика раздавался только слабый треск и были слышны переговоры экипажей штурмовиков с истребителями сопровождения. Между тем долгожданный самолёт с большим промазом и под углом к взлётно-посадочной полосе коснулся земли и, подпрыгивая, не снижая скорости, мчался за пределы укатанной посадочной полосы аэродрома. В первой же канаве стойки шасси были подломаны. Самолёт клюнул носом и с большим замедлением, цепляясь за землю лопастями винта и масляным радиатором, проскользил на брюхе ещё несколько десятков метров. Там он притих, окружённый многоцветьем полевых цветов и высокой нескошенной травой.
Было видно, как лётчик, без парашюта, выскочил из кабины самолёта, сделал несколько шагов и упал в траву. Я первым оказался около Егорова. Он лежал на спине с бледным лицом без сознания, голубые глаза были закрыты. Явных признаков ранения и крови видно не было. Аккуратно закреплённые на его груди три ордена Красного Знамени были неподвижны. Тонкую, почти мальчишечью, талию стягивал командирский ремень с начищенной бляхой.
Мне почему-то в первую очередь захотелось ослабить этот ремень. Не успел я до конца расстегнуть ремень, как из подъехавшей дежурной санитарки выскочил фельдшер и сунул Васе в нос бутылочку с нашатырём. Он сразу открыл глаза и с изумлением посмотрел на высокую траву и полевые цветы, окружающие его со всех сторон.
Увидев свой самолёт, он попытался привстать и уползти подальше от самолёта, опасаясь взрыва. Но на это у него сил не хватило. Самолёт же тихо лежал на земле, потрескивая остывающими выхлопными патрубками и приятно жужжа медленно замирающими гироскопами. Кругом была тишина, как будто не было здесь аэродрома и не было войны. Слышалось щебетание птиц, да изредка доносились звуки паровой машины на ближайшем хуторе, шла молотьба пшеницы.
Лейтенанта Егорова довели до санитарной машины и отвезли в штаб полка. Техник звена провёл осмотр самолёта и убедился в сильном повреждении кабины и обшивки самолёта. Пюзднее, при более тщательном осмотре, были обнаружены трещины на лонжеронах центроплана. Самолёт пришлось списать по техническому состоянию как боевую потерю.
Когда я зашёл в штаб полка узнать о планируемых полётах, то кроме офицеров штаба там были подполковник Предков и майор Курочкин. Подполковник был чисто выбрит, его хромовые сапоги блестели на солнце, но на лице отражалась неудовлетворённость. Она была вызвана тем, что тщательная подготовка к вылету на сопровождение «Бороды» оказалась ненужной. «Борода» – это командир 6-го гвардейского Московского орденоносного штурмового авиационного полка подполковник К.П. Заклёпа
[1], который, узнав о мощной противовоздушной обороне Лиепаи, направил на боевую работу только одну эскадрилью. На её сопровождение вылетала наша 2-я эскадрилья.
