Жизненный опыт, умение сохранять выдержку и незаурядные способности морочить людям голову позволяли Ирине успешно реабилитироваться перед командованием и сослуживцами. Загадочной женщиной она была до перевода в наш полк, но ещё больше загадок появилось в последнее время. Вначале она держалась отчуждённо и скромно, танцы не посещала, свободное время проводила с одной дурнушкой, прибывшей одновременно с ней в полк. Всё было нормально. Но подошло время, когда опытный, только что назначенный командиром эскадрильи капитан Сидельников, уравновешенный и серьёзный офицер, совершил свой последний переворот через крыло. Выполнял он этот трюк над женским общежитием, где жила Ирина, на низкой высоте. Так близко к этой женщине, что задел крылом дерево и снёс себе голову.
На похоронах капитана Ирина разрыдалась горькими слезами. Прощальный залп над могилой, которым командовал адъютант, заглушил и скрыл от посторонних глаз то, что не могла в себе сдержать молодая женщина.
А сегодня адъютант эскадрильи, доведённый до роковой черты, решился на последний шанс, который оказался смертельным.
Я отвёл арестованную в чулан, поставил туда табуретку, закрыл крепкую дверь на добротную задвижку и только после этого доложил командиру о ЧП. Затем, по указанию командира, стал разыскивать по телефонам полкового доктора Гамида и дознавателя Леонида Денисова.
Доктор Гамид уже знал о случившемся, подошёл ко мне и доверительно сказал:
– От этой девочки можно ожидать очень многого, она слишком хороша и умна, чтобы быть нормальной. А может быть, она Мата Хари?
Вскоре пришёл Леонид. Сел рядом с Ириной за стол и стал писать дознание. Он о чём-то спрашивал Ирину и описывал все тонкости смерти адъютанта. После окончания допроса Ирина опять была заперта в чулане, а я предупредил посыльную об ответственности за арестованную.
Дежурство проходило спокойно, как будто никакого ЧП не произошло. Изредка звонили телефоны армейского и дивизионного коммутаторов. Я сообщал время взлёта и посадки экипажей, передавал данные об исправности самолётов, записывал распоряжения вышестоящих штабов, отвечал на многочисленные вопросы и иногда проверял дверь чулана. Во второй половине ночи передавались армейские и фронтовые сводки: изменения линии фронта, данные разведок, задания на полёты и директивные телефонограммы.
В просторной комнате было тепло от большой, натопленной печки. Моя посыльная, рослая девица из Алтайского края с круглым лицом, спокойно посапывала, удобно растянувшись на лавке. В прохладном, сыроватом чулане рядом находилась арестованная, поведение которой осталось загадкой для мёртвых и представляло определённую опасность для живых.
Ей было около двадцати пяти лет. Она успела закончить физкультурный техникум и, кажется, два курса Киевского университета. Говорили, что она была замужем, что муж погиб на фронте, а она добилась направления в армию. Стройная, изящная фигура молодой женщины резко выделялась среди полковых девушек, младших специалистов. Она имела какой-то особый облик благодаря умению подгонять по себе стандартное армейское обмундирование и следить за своей внешностью. Короткая стрижка тёмных волос, приятное смуглое лицо с небольшим симпатичным носиком и пухлыми маленькими губами создавали, на первый взгляд, привычный образ штабной девушки-сержанта. Но это не так, она была загадочной женщиной.
Как укладчица парашютов пользовалась вниманием и даже некоторым покровительством со стороны лётного состава полка, умела держаться независимо и уверенно как в сержантском, так и в офицерском коллективах. К нашим девушкам относилась уважительно, стараясь не подчёркивать своего отличия.
Говорила Ирина не спеша, немного растягивая слова, с приятным украинским акцентом. В разговоре простые обычные слова, в зависимости от сложившейся ситуации или настроения, могли приобретать у неё особый смысл, делались колючими и резкими, а их сочетание настолько неожиданным, что собеседники быстро тушевались и впредь не пытались искать повода для знакомства или непродуманного разговора.
В то же время она обладала талантом, который позволял ей не оскорбить обидчивого, убедить самого упорного и суметь доказать свою правоту не только нахалу, цинику или дураку, но и вполне нормальному человеку. Да ещё так умело, что он был вынужден просить прощения и с благодарностью покидать словесное поле брани, где действовали только законы красноречия и логики. Для убедительности своих доводов Ирина часто цитировала мысли известных людей и поговорки.
Возможно, по этой причине наш лидер среди мужиков и боевых лётчиков подполковник Предков остерегался этой женщины и старался её не замечать. А ведь он был незаурядной личностью, большой бабник и человек-легенда.
Своё здоровое, привлекательное тело Ирина любила, относилась к нему по-женски бережно и гордилась им. Не стеснялась во время утреннего туалета показаться в трусах, сшитых из парашюта, с обнажённой небольшой грудью и крепкими плечами гимнастки. Иногда на своём рабочем столе она показывала акробатические упражнения, демонстрируя пластичность и гибкость тела.
Она знала свои достоинства, но недооценивала и не опасалась игры чувств, которые для некоторых лётчиков оказались роковыми. Её особая любовь была тем наркотиком, которым пользоваться можно было только очень умело и осторожно. Иначе чем можно объяснить неожиданную и нелепую гибель молодого комэска и смерть адъютанта эскадрильи.
Светало. Было тихое, туманное утро. Туман приглушал шумы от моторов самолётов, прогреваемых на стоянках. Телефоны помалкивали. Было ясно, что новый день войны будет обычным. Ни командир, ни начальник штаба пока не появлялись и не звонили. Звонили из эскадрилий и спрашивали о заданиях на полёты. Зашел старший инженер и спросил об указаниях командира. Пока никаких указаний не было.
Я умылся, проверил арестованную, а посыльную отправил на завтрак. Вскоре перед окнами штаба, вынырнув из тумана и бесшумно подъехав к крыльцу, остановился дивизионный «виллис». Из него вышло два человека: начальник особого отдела дивизии и наш «особняк». Так как мы знали друг друга достаточно хорошо, то без особых формальностей состоялась передача всех документов погибшего адъютанта и самой арестованной.
Арестованная была спокойной и выглядела даже посвежевшей. Ирина легко поднялась в машину и с едва заметной улыбкой сказала мне и подошедшему доктору:
– До свидания.
– Что она наделала? Кто она? – спросил грустно Гамид. – Она необычная девочка. Что и как с ней будет дальше?
В интимных вопросах для меня Гамид был авторитет. Он знал все тонкости отношений полов в полку. В любовных вопросах и их последствиях он разбирался очень компетентно. Плановые периодические осмотры женского персонала полка, забота о здоровье входили в его прямые обязанности. Он с ними успешно справлялся.
Несмотря на воспитательную работу, которая проводилась по предупреждению любовных развлечений и сохранению непорочности девчат, к концу войны многие наши девушки подыскали себе партнёров и досрочно закончили военную службу.
Что и как было с Ириной дальше, мне неизвестно. Одно очевидно: хотела она этого или нет, но она являлась той «наркотой любви», которая доводила мужиков до поступков с непредсказуемыми последствиями. Возможно, она обладала тем загадочным женским коварством, которое непонятно мужчинам, и они это особое женское поведение недооценивают.
