Туман начал рассеиваться. Появился начальник штаба майор Ушаков. Вскоре он дал команду на вылет пары из 3-й эскадрильи – разведка на дорогах Восточной Пруссии. Ведущим полетел «Валет» (лейтенант Зубков). 1-я эскадрилья была освобождена от полётов, так как хоронила адъютанта.
Начался обычный день войны с её жестокими законами и не всегда планируемыми потерями.
Кёнигсберг наш
9 апреля 1945 года группировка советских войск завершила крупную операцию и овладела крепостью и городом Кёнигсберг. Чтобы разрушить мощные крепостные сооружения, разгромить немецкие войска и заставить их сдаться, в этой операции участвовали войска двух фронтов и краснознамённого Балтийского флота, которые и нанесли сокрушительные удары по группировке немцев «Земланд».
21-й Витебский краснознамённый истребительный авиационный полк принимал самое непосредственное участие в этом сражении. Наши самолёты Л а-5 постоянно находились в небе над Кёнигсбергом. Лётчики вылетали на фоторазведку, прикрывали бомбардировщики, сопровождали полёты штурмовиков и бомбили бомбами ФАБ-100 и ФАБ-50 крепостные форты. Выполняя боевое задание, не вернулся из полёта командир 1-й эскадрильи капитан И. Хаустов.
10 апреля интенсивность полётов наших самолётов значительно уменьшилась. Наметилась небольшая передышка. Это можно объяснить взятием Кёнигсберга и ухудшением погоды. Возникли разговоры о трофеях. Желание командира послать в столицу Восточной Пруссии трофейную команду подогревалось сведениями, что в штабе дивизии уже появился автомобиль «адлер» и мотоцикл «цундапп-слон».
По каким-то соображениям я был назначен старшим трофейной команды и ждал дальнейших указаний. Командир полка подполковник Нестоянов сказал мне несколько напутственных слов и, сняв со своего плеча деревянную кобуру, вручил её мне вместе с пистолетом. Это был пистолет маузер, который я впервые держал в руках за всё время пребывания на фронте. Такое действие командира подчёркивало доверие и ту ответственность, которую я должен нести за личный состав и наши действия в большом незнакомом городе. Так я стал предводителем первой трофейной команды.
И ещё я был убеждён, возможно, как и командир, что человек, обладающий маузером, имеет власть, силу, исполняет закон и готов к выполнению любого задания.
Я терялся в догадках – почему командир выбрал именно меня, молодого офицера, и решил вспомнить те мои поступки, которые могут дать ответ на возникший вопрос. Это оказалось несложным. Основную роль, вероятно, сыграл Пётр Романович, который говорил, что Вадим смелый и находчивый: он не побоялся минного поля, не побоялся самого страшного майора – начальника связи дивизии, и нашёл такие каналы связи со штабом армии, которые мог найти и использовать только зрелый связист.
Мой непосредственный начальник Павел Петровский тоже хорошо отзывался обо мне как о грамотном радисте и дисциплинированном офицере. Он знал, что я был старшим команды младших специалистов при перебазировании в Белоруссии и как выполнял особое задание по приобретению в Паневежисе водки для нужд полка. Всё сделал как нужно!
Такое мнение старших товарищей было вполне достаточным для решения командира полка. Мне оставалось принять всё к сведению и выполнять приказ.
Пересчитав по головам сержантов, сидящих в кузове автомашины ГАЗ-АА, и убедившись, что многих из них я знал, а они знали меня, мы отправились по хорошей дороге на запад.
Была тихая, пасмурная погода с низкими, тёмными облаками. На ухоженных полях лежал свежий снежок, который медленно таял, образуя весенние ручейки и лужицы. Слева и справа от дороги виднелись хутора, отдельные дома и сараи, а также другие хозяйственные постройки. Все они были целы.
В кабине было тепло, я начал дремать, но проснулся от стука по крыше. Оказалось, что слева, недалеко от дороги, по светлому снежку бежит тёмная, большая свинья. Несколько человек спрыгнули с машины и устремились за хрюшкой. Спасаясь от преследователей, она забежала в большой сарай и оказалась в загоне, огороженном со всех сторон брусьями. Там она спокойно стояла и хрюкала.
– Техник! – обратился ко мне хорошо знакомый радиомеханик 2-й эскадрильи. – Покажи, как стреляет маузер. Попадёшь – первый трофей твой.
Я выстрелил, однако пули отскакивали от головы свиньи, а попадая в другие места, причиняли только сильную боль, она начала верещать.
Оказалось, что маузер был заряжен патронами от другого оружия – от автомата или пистолета ТТ. Стрельба из автомата также не дала желаемого результата. Только после того, как из автомашины принесли винтовку, дикий визг прекратился, и первый трофей был уложен в кузов.
Вторую остановку сделали уже в Кёнигсберге на площади, где возвышалась фигура генерал-фельдмаршала Гинденбурга, который в январе 1933 года передал власть в стране Гитлеру. На голове почётного гражданина Кёнигсберга красовался деревянный ящик от боеприпасов, а на руке была большая дырявая корзина. Не пощадили памятник автоматные очереди солдат и взрывы гранат у его подножия.
От площади отходили узкие и прямые улицы преимущественно с трехэтажными каменными домами, остроконечные крыши которых были покрыты черепицей. На улицах дымились солдатские кухни, а вокруг располагались наши солдаты с котелками. Они что-то кушали и обсуждали общие проблемы. Этот район города был пока не разрушен. Солдаты с удивлением и ненавистью смотрели на уцелевшие кварталы и дома, где жили те самые немцы, которые дотла разрушали русские деревни и города, в том числе Смоленск, Вязьму, Минск, Оршу и многие другие. У солдат, естественно, появлялось желание отомстить и поквитаться с врагом. На домах появлялись надписи или вешались целые транспаранты с перечислением городов. Помню надпись «Отомстим за Ленинград». Дальше всё было просто: несколько противотанковых мин, снаряды от немецких орудий, фаустпатроны – и дома рушились. Иногда просили танкистов завалить тот или иной дом. Просьба выполнялась незамедлительно. Периодически слышались мощные взрывы, поднималась пыль от разрушенных городских домов и даже кварталов.
Нужно отметить, что перед взятием Кёнигсберга нашим командованием были созданы и подготовлены специальные группы разрушения, а также штурмовые отряды, которые успешно выполнили свою работу при штурме крепостных укреплений и при этом получили большую практику.
Моя трофейная команда прошла по нескольким улицам, обследовала подвалы и квартиры ещё неразрушенных домов и набрала полный кузов автомашины малоценного барахла. Никаких трудностей или инцидентов не было. Всё происходило спокойно, без суеты. В подъездах домов можно было встретить представителей всех родов войск от солдата до старшего офицера. Мне запомнился неприятный эпизод, когда среди солдат, заполнивших улицу и снующих по подъездам домов в поисках спиртного, съестного или по другим надобностям, перемещалась большая двухколёсная тележка, а в ней лежала груда трофейных вещей. Толкали тележку капитан первого ранга и красивая женщина.
В тех домах, которые мы посещали, замки и запоры на дверях были сорваны, двери открыты. Цивильных немцев встречалось очень мало. Остались только те, кто не смог уйти на запад, и те, которые предпочли – лучше Сибирь, чем смерть. Эти пожилые люди смотрели на нас насторожённо, с опаской – они хорошо понимали, чем и как заканчивается для них эта война. Детей и женщин мы не встречали. Возможно, женщины спрятались и пережидали в своих укрытиях первые дни падения их города-крепости.
