Таким образом, выставка явилась торжеством людей, владевших этой техникой, демонстрацией единения армии и тыла при правильном руководстве и тесном взаимодействии всех родов войск, обеспечивших разгром сильнейшего врага, покорившего почти всю Европу. Фашизм был разгромлен, но, как показали дальнейшие события, полностью не уничтожен.
Утвердилась гордость за нашу страну и её армию. У каждого была уверенность: «И дальше всё будет победоносно и успешно».
24 мая 1945 года появилась директива Генерального штаба Красной армии, обязавшая командующих фронтами сформировать сводные парадные полки, обеспечить их всем необходимым и отправить в Москву на Парад Победы. В сводные полки фронтов включались наиболее достойные воины, отличившиеся в боях и имеющие боевые награды. Правда, потом мы узнали, что в том Параде также участвовали сводные полки наркоматов обороны и Военно-морского флота, военные академии, училища и войска московского гарнизона, а также представители Войска польского.
В нашем авиационном полку, где я служил старшим радиотехником, командование выставило ещё одно условие для участия в параде – командировать москвичей, которым можно будет встретиться с родными и близкими, а также поручить им задание чисто бытового характера. По перечисленным критериям прошли из родного полка трое: старший лейтенант Елистратов, я, в звании техник-лейтенант, и ещё один боевой лётчик. Наш Елистратов имел четыре боевых ордена, по праву считался лётчиком-асом. Он окончил Высшую офицерскую школу воздушного боя в городе Люберцы и всегда выходил победителем в схватке с немецкими истребителями. Я был награждён одним боевым орденом, но был отобран как лучший радиотехник авиационной дивизии.
После наставлений начальства, а также получения от сослуживцев различного рода поручений мы трое направились на сборный пункт в Кёнигсберг, столицу Восточной Пруссии, ныне город Калининград. Нас разместили в хорошо сохранившихся после жестоких боёв старых немецких казармах, при которых внутренний двор являлся плацем для строевых учений. Плац был немного меньше футбольного поля, покрыт битым, хорошо утрамбованным красным кирпичом. Трамбовали плац сапоги не одного поколения воинственных тевтонов. К тому же он был ухожен с немецкой аккуратностью надлежащим образом, – на нём не было даже незначительных неровностей.
Все кандидаты на Парад, а их было в батальоне авиаторов свыше двухсот человек, занялись строевой подготовкой по курсу молодого бойца. Затем начались и закончились занятия в составе роты. Нашей сводной ротой командовал полковник Я.А. Курбатов, боевой командир 259-й авиационной дивизии.
Занятия строевой подготовкой проходили всё светлое время, а в мае дни длинные-длинные. Всё было непривычно, а иногда тяжело. Так мы готовились к поездке в столицу.
В первых числах июня, после сдачи индивидуального зачёта по строевой подготовке и одобрительных напутственных слов командующего фронтом генерала армии И.Х. Баграмяна наш сводный батальон был готов к отправке в Москву. Перед отъездом из резерва тыла фронта нам выдали новые шерстяные гимнастёрки, бриджи и ремни. На перроне вокзала провожали торжественно, с музыкой оркестра и напутственными речами. В проводах участвовало много генералов и старших офицеров соединений фронта.
Наконец 9-й сводный парадный полк 1-го Прибалтийского фронта собрался воедино. Нас разместили в чистых пассажирских, плацкартных вагонах, и поезд медленно двинулся в столицу нашей Родины. Для полного обеспечения участников Парада всем необходимым в составе поезда находилось два вагона с обслуживающим персоналом, три вагона-холодильника с продуктами, два вагона с немецкими коровами. Был ещё отдельный вагон, в котором ехали генералы и знамёна боевых частей. По чьим-то соображениям за каждым пассажиром было закреплено конкретное место так, что в одном вагоне и купе размещались представители различных родов войск. На обратном пути следования эта «хитрость» привела к драматической ситуации, о которой скажу ниже.
Специальный поезд двигался к столице быстро, остановки происходили только для смены паровозов. За окнами были видны разрушенные станционные постройки, сожжённые деревни, разбитые дороги, заброшенные и незасеянные поля. Люди, мелькавшие за окном вагона, в основном женщины, подростки и дети, одеты плохо, худые, измождённые лица. На наш поезд народ не обращал особого внимания, шёл и шёл обычный пассажирский поезд. Население не знало о предстоящем Параде. К вечеру следующего дня эшелон прибыл в Москву. Состав, после маневрирования по путям сортировочных станций, выехал на железнодорожную ветку, идущую от Савёловского вокзала, и остановился для разгрузки на станции Хлебниково возле Клязьминского водохранилища.
То место, куда мы прибыли, наполнило меня большой душевной радостью. Именно в деревню Хлебниково я вместе с матерью приехал из Сибири в 1934 году. Здесь мы встретились с отцом, который закончил строительство первого и второго шлюзов на Беломорско-Балтийском канале, а затем проводил топографическую разбивку трассы нового канала от Хлебникова до Химок.
После окончания строительства канала Москва – Волга в 1937 году для лучших ударников стройки был выделен новый флагманский теплоход «Иосиф Сталин», на котором отец, мать и я проплыли от Северного речного вокзала до первых шлюзов и обратно.
Размещались мы в каюте люкс на второй палубе, в носовой части красивого теплохода. Через большие окна каюты, иначе их не назовёшь, открывался обзор водохранилищ, широкого (85-метрового) канала, гидротехнических сооружений, а также других достопримечательностей.
Отец рассказал о тех особенностях и сложностях строительства, которые появлялись и были на его участке (участок № 2, Химки – Хлебниково).
Он смог воплотить знания инженера-топографа и свои организаторские способности в те материальные памятники, мимо которых мы проплывали, начиная с речного вокзала и кончая шоссейным мостом через Клязьминское водохранилище.
Для меня были и остаются наиболее значимыми следующие сооружения: весь ансамбль Северного речного вокзала, четырёхпутный железнодорожный мост возле Химок, заградительные ворота, уложенные на дне канала, и глубокая выемка (участок канала с самой большой глубиной залегания грунта).
В Хлебникове я два года учился в школе. В этих местах с друзьями ловил рыбу. А в 1940 году, перед уходом в военное училище, купался в последний раз.
Хотелось быстрее всё вспомнить, пройтись по знакомым с детства местам, увидеться с друзьями, потрогать руками все, что встречалось и напоминало довоенную жизнь в этом почти родном крае. Но я был лейтенант, выполнял конкретную задачу, и в любое время обязан быть в строю парадного батальона. С нетерпением ожидал того свободного часа, когда можно будет, отдав честь солдату на проходной, быстро-быстро доехать до Лианозова и встретиться с мамой. А пока нас разместили в помещениях пехотного училища, расположенного на берегу канала Москва – Волга, недалеко от железнодорожной станции. Мне в ту пору было двадцать два года, и после фронтовых передряг и неустройства быта мы почувствовали необычную заботу, свободу и уют, появилось самомнение вседозволенности.
