Спокойное, хорошо выбритое, с тонкими, даже красивыми чертами лицо мне было незнакомо. Он снял фуражку, отряхнул с неё снег и как-то спокойно произнёс:
– Генерал Иванов.
Потом достал удостоверение, а я убедился, что генерал-майор авиации Г.А. Иванов является командиром 11-го истребительного авиационного корпуса Ставки ВГК. Он пригладил слегка вьющиеся тёмные волосы, внимательно посмотрел на посыльную и попросил соединить его с командиром батальона авиационного обслуживания (БАО). Из краткого телефонного разговора я понял, что генерал хочет узнать более подробно об условиях возможного базирования на аэродроме Берёзы одной из подчинённых ему дивизий.
Через несколько минут за ним приехала автомашина, и он уехал в штаб батальона. Я понял, как он здесь оказался, когда посмотрел через запотевшее стекло маленького окошечка на взлётно-посадочную полосу (ВПП). Там стояли знакомые мне только по картинкам два американских самолёта типа «Аэрокобра».
После этого я, как оперативный дежурный, обязан был доложить в дивизию, что на аэродром приземлились два самолёта 11-го ИАК. Дежурный по дивизии меня обругал и сказал, что в такую погоду никто не летает, и он не знает такого соединения. Мне оставалось только ждать, что будет дальше.
Примерно через полчаса подъехала автомашина, и генерал, переговорив о чём-то со своим ведомым, забрался в кабину самолёта и закрыл дверцу. Хотя погода оставалась плохой, а порывы ветра даже усилились, два самолёта вырулили на старт и были готовы покинуть аэродром.
Взлетали парой. Первым-правым взлетал генерал, ведомый-левый отставал от ведущего метров на сорок. Когда самолёт ведущего почти набрал взлётную скорость, он по какой-то причине отклонился вправо и начал цепляться за пни, оставшиеся от деревьев, которые раньше росли рядом со взлётной полосой. Первые же столкновения отбросили самолёт ещё правее, где началось его полное разрушение. Сначала были сломаны стойки шасси, а затем завершилось разрушение центроплана и фюзеляжа. Удары были настолько сильными, что оголились погнутые лонжероны и вылетели дверцы кабины лётчика. Самолёт неестественно поднял хвост, полураскрытый парашют оказался на земле, а погнутые лопасти винта упёрлись в землю.
На этом агония боевой машины прекратилась. Совершенно разбитый самолёт застыл в мёртвой позе. Самым невероятным для меня было не то, что лётчик оказался живым, а то, как он отреагировал на случившееся. Генерал не спеша, с исключительным хладнокровием вылез из обломков самолёта, отряхнулся и пошёл, обходя пни, навстречу ведомому. Ведомый вовремя успел прекратить взлёт, подрулил к погибшему самолёту и вылез из кабины. Он был крепкого телосложения, но не такой хладнокровный, как его командир. Борясь с переживаниями, охватившими его, он расстегнул молнию на канадской лётной куртке и открыл грудь, украшенную «Золотой звездой».
Генерал, не оборачиваясь и не глядя на разбитый самолёт, очень спокойно, как будто ничего не случилось, подошёл к взволнованному ведомому, что-то ему сказал, подогнал лямки чужого парашюта и залез в кабину. Он сразу запустил мотор, а после прогазовки начал разбег и взлёт уже с середины ВПП. На очень малой высоте его самолёт сделал крутой разворот и, пролетая над местом аварии, покачал крыльями.
Таков был Г.А. Иванов.
С разбитого самолёта «Белл» Р-39д «Аэрокобра» была снята радиостанция SCR-274N и поставлена на самолёт Ла-5ФН заместителя командира нашего полка подполковника Предкова. Эта радиостанция сыграла важную роль в руководстве воздушными боями при последней попытке немцев перехватить господство в воздухе летом 1944 года.
Лётное мастерство, умелое руководство, хорошая организация полётов в то время обеспечили нашу победу в воздухе над Прибалтикой. Тогда только за один день наш 21-й ИАП сбил 15 самолётов противника, потеряв всего лишь один самолёт.
Американская радиостанция SCR-274N была значительно мощнее наших самолётных радиостанций и соответствовала всем требованиям по подавлению побочных и внеполосных излучений, для чего имела в своём составе большой отдельный антенный блок. Назначение этого блока с дополнительными контурами в цепи антенны долгое время оставалось загадкой для радиоспециалистов. Только после изучения вопросов электромагнитной совместимости (ЭМС) стало очевидно наше отставание в этой области радиотехники.
Связь лётчиков, летающих на «Аэрокобрах», была настолько надёжной и качественной, что наши правила радиообмена не улучшали, а ухудшали взаимодействие экипажей в полёте. Поэтому лётчики таких самолётов вели переговоры примерно так:
– Витя, видишь справа белое облако?
– Вижу.
– Там два «фоккера».
– Вася, идём на перехват.
– Тебя понял.
Так общались лётчики генерала Иванова, получившие задание на свободную охоту на нашем участке фронта.
Вторая памятная встреча с генералом произошла, когда он командовал 7-м батальоном 9-го сводного полка на Параде Победы, а я был рядовым этого батальона. К этому времени генерал возмужал, стал ещё более находчивым, решительным и волевым командиром. За личную отвагу и умелое руководство истребительным авиационным корпусом он был удостоен звания Героя Советского Союза. Можно напомнить, что в его подчинении была 3-я гвардейская орденоносная авиационная дивизия В.И. Сталина.
За боевые успехи при освобождении Родины соединение генерал-майора авиации Г.А. Иванова было девять раз отмечено в благодарственных приказах Верховного главнокомандующего.
Первая ночь нашего сводного батальона в Подмосковье ознаменовалась самоволками, выпивкой, драками с милицией и применением личного оружия. Необходимо напомнить, что батальон был укомплектован лучшими представителями авиационных частей и соединений, отличившимися в боях и имеющими звания от сержанта до полковника.
В ту ночь много лётчиков, и особенно стрелков-ради-стов, было задержано комендатурой города Москвы, однако утром по приказу свыше все они были освобождены. Командиру батальона предстояло срочно навести воинский порядок. Началось с построения. Парадный батальон был построен по отделениям, и командир приступил к воспитательной работе. Он выступил с очень доходчивой, зажигательной речью, разъяснив, кто мы есть, кого мы представляем и что нас послали на Красную площадь погибшие герои, отдавшие свою жизнь во имя Родины.
Говорил он с душевным подъёмом, очень аргументированно, с умелым использованием богатого русского языка. Его доводы и требования как командира нами быстро усваивались и запоминались. Заканчивал генерал своё выступление примерно так:
– Герои! Победители! – Матерная тирада. – Вы победили сильнейшего врага! Теперь я требую, чтобы вы победили свои дурные привычки, свою похоть и были достойными сыновьями народа-победителя! Жеребцы!!! – Матерная тирада. – У вас в яйцах пищат дети! Ваши дети будут гордиться, если вы победоносно пройдёте по Красной площади и красиво топнете своими копытами. Личное оружие сдать немедленно! Через час представить мне на утверждение график дежурных и дневальных!!! Кто не может или не хочет выполнять мои требования – пишите рапорта! За любые нарушения буду отправлять с позором в свои части!
