Но меня затянуло.
Сначала я нашла информацию про беременность Греты. Она началась повесткой, и в восемнадцать лет Грета отдала долг стране: родила мальчика. Тогда она была в паре с лидером оппозиционной политической партии. Партнерша вскоре ушла, а увлечение политикой осталось. Партнерша была намного старше Греты, и союз, видимо, не выдержал испытания рождением мальчика – никакая психологическая реабилитация не помогла. Через год в жизни Греты появилась Айна, которая оказалась еще более незаурядной фигурой, чем я полагала. Нападающая в основном составе «Артемиды», одного из главных клубов страны. В финале чемпионата России по футболу половина трибун затянута красно-белыми баннерами «Артемиды». А другая половина – бело-голубыми питерской «Авроры». Оба клуба старые, оба со славной историей, которая уходит корнями в эпоху до Большого Поворота. Моя бабушка по привычке называет «Артемиду» «Спартаком». Ну, не только по привычке, конечно: привыкнуть можно к любому новому, тем более к такому новому, которое теперь уже тоже старое. Бабушке просто нравится бесить людей. Кстати, мне пора навестить бабулю… Когда только все успеть?
Скажу завтра Лене, что я познакомилась с Айной, упадет со стула, привычно подумала я – и тут же осеклась. Да ведь Лена была в доме Греты – ровно перед тем, как там появилась я! Лена приходила туда как ведущий следователь отдела самоубийств. То-то она и в столовую прибежала, не успев снять пальто. И Лена ничего мне не сказала… Нет-нет, ничего странного, успокоила я себя: откуда Лене было знать, что меня вызовут по поводу кролика в тот же дом! Совпадение. Все в порядке.
Я схватила телефон, чтобы написать Лене эсэмэс. Рассказать, что… И задумалась: а что рассказывать? Кролик – не ее дело. Точно так же, как самоубийство Греты – не мое. Я бросила телефон на стол.
Тучи ссылок. Сотни статей. Тысячи фотографий. Интервью. Вот так я и зависла до трех утра. Нашла кучу желтых статеек, где перетирали отношения Греты и Айны. Спекуляции по поводу романа Айны с футболисткой из ее же клуба, но никаких доказательств, кроме нескольких вполне дружеских фотографий. А еще предыдущий учитель Туяры рассказал журналистам, что у Греты и Айны – раздельные спальни. Ну и подумаешь! Это ничего не доказывает. Многие пары предпочитают спать отдельно, если жилплощадь позволяет… Я бы и сама…
Потом я еще полезла читать, что люди пишут про нового Мужчину Апреля: мне же по Томми тоже надо собирать информацию, он официальный опекун кролика! Женские мнения разошлись: пятьдесят на пятьдесят. Когда его обзывали («худосочный обсосок!»), мне хотелось немедленно вступиться и защитить Томми. Но когда по нему пускали слюнки («мурзик какой!»), я бесилась еще больше. И вообще мне пора спать.
Поплелась в ванную. Не включая свет, почистила зубы – света хватало и из окна. Я удивилась: почему снаружи горит фонарь? Еще не хватало просадить все, что накоплено батареей за день, – дни пока еще слишком короткие, солнца маловато. Выглянула со щеткой в руке. Да так и осталась стоять. Это был не фонарь. Луна. В ясном темном небе она казалась прорезанным отверстием. Зрелище меня заворожило. Уходить не хотелось. Я стояла и смотрела на луну, в голове было пусто. Встряхнулась, сбрасывая оцепенение, закрыла окно и поставила щетку на место.
В спальне было темно по-настоящему. Штора опущена. Слышно, как шумно дышит Ника.
А у Греты с Айной раздельные спальни.
Интересно, давно они не спят вместе? И почему не спят? То есть почему не спали…
Мне вдруг страстно захотелось, чтобы в моей спальне сейчас было тихо. Чтобы это была только моя спальня.
Я прогнала эту нелепую мысль (ведь я же не хочу этого на самом деле? Нет же!). Мне просто завтра рано вставать: надо работать над отчетом, выяснить в лаборатории все, что касается экскрементов кролика. Голодал он или нет. Болел или нет. Хватало ли ему воды в последнее время. Потом буду допрашивать новых свидетелей. Обвинение в жестоком обращении с животными – серьезная вещь. Поговорить придется со всеми, кто может рассказать что-то об Айне, Туяре, Грете. И Томми… Пусть Ника поспит утром, ей-то рано вставать зачем?
Я тихо сгребла свое одеяло. Схватила подушку за уголок. На цыпочках вышла в гостиную.
Вытянулась на диване, закрыла глаза. Передо мной сразу же всплыло лицо Апреля. Сначала оно было черно-белым, как на календаре, затем обрело объем и краски: глаза позеленели, губы порозовели и прикоснулись к моим. Я уже качалась на волнах подступающего сна, но усилием воли села, нащупала телефон и отправила Лене эсэмэс: «Из дома Греты пропал кролик. Ты что-то об этом знаешь?» И только тогда смогла уснуть.
Глава вторая: Вторник
8.05
– Ади! Ади!
Я перевернулась, увидела перед собой искаженное гримасой мужское лицо (Лео?), испугалась, поняла, что это Ника – в пижаме, с телефоном в руке, – и только тогда сообразила, где я. В гостиной, на диване, и сейчас начнется сцена: почему я на диване, что это значит и так далее. Взгляд у Ники был требовательный.
– С нас хотят еще одного мальчика? – попробовала пошутить я.
Голова квадратная, мозг плоский, сон не дает разомкнуть глаза; хочется упасть обратно и накрыться одеялом. Но в окне никакой надежды на это: утро.
Ника села на край дивана. Сунула мне свой телефон:
– Видела? Офигеть.
Это была лента фейслука. Причем Никина.
Вся полная RIP, эмодзи со слезой и фотографий Греты.
– Прикинь? С ума сойти! – Ника мотала пальцем ленту. В глазах ее отражались мелькающие фото Греты. – Пишут, что она отравилась собственным снотворным.
– Да уж.
– Я всегда говорила: врачи выписывают колеса, как попало. Чуть пожалуешься на сон, тебе сразу – рецепт. Это ненормально. И вот. Пожалуйста.
Я сделала вид, что узнала о самоубийстве Греты только что:
– Ничего себе!
– Наверняка поручат твоей подружке Лене. – Голос Ники был окрашен слегка кровожадным любопытством. Ее интересовали подробности, которые не сольют в ленту новостей.
– Наверняка. – Я смахнула одеяло. Схватила свой телефон. Ни звонка, ни сообщений. Ни от Лены. Ни от кого. Странно.
– Интересно, почему она это сделала? Семья, ребенок остался. Охренеть, конечно. Даже ребенок не удержал.
Я открыла лэптоп. Новости были все об одном, но я застала самый свежий хвост:
В связи с кончиной Греты Светлановской премьер-министр объявила национальный траур.
Ника подошла сзади, встала совсем рядом. Я чувствовала ее дыхание на своей шее – на мгновение вспомнила, как вчера мне так же дышал в шею Томми, только ощущения были совсем другие.
Я отклонилась:
– Не дуй мне в ухо, пожалуйста.
На экране вещала премьер-министр. Судя по количеству микрофонов перед ней и по черной броши на лацкане строгого черного пиджака, пресс-конференция была подготовлена заранее и не застала премьер-министра врасплох.
