Я не сразу увидела на поле Айну. Волосы под красной повязкой. Лицо отрешенное и сосредоточенное. Спокойные точные движения. Бум-бум, бум-бум. Мяч коленом, мяч с носка. Мяч коленом, мяч с носка.
– Еб твою мать! – заорала вдруг седая женщина и вскочила со скамьи.
Так я, собственно, и заметила ее присутствие.
Она вся вытянулась, словно охотничья собака в стойке, замахала рукой:
– Еб твою мать! Доеби ее! Доеби! Вот так!.. Еби! Еби! Еби!
Я подивилась, что бы это могло значить. Тем более странно, что спортсменки, похоже, поняли. Закивали, перестроились. Тренер упала обратно на скамейку:
– Фу-у-ух.
И заметила меня. Нахмурилась:
– Журналист?
Я подсела. Она неприветливо буркнула:
– Все разговоры потом. У нас тренировка, – и заорала оглушительно: – Еби же! – а потом добавила спокойно: – Вот так.
Я еле сдержала улыбку. Все эти «еби», по-видимому, обладали многими тонкими отличиями, полными глубокого профессионального смысла, понятного спортсменкам.
– Экологическая безопасность. – Я показала удостоверение. – Меня зовут Ариадна.
– Господи ты боже мой, – пробурчала тренер. – А я при чем?
– Нет-нет, – поспешила я успокоить. – К вам – никаких вопросов. Просто смотрю тренировку.
– А. Элла, – представилась тренер. Пригладила ежик коротких волос. – Да уж.
– Вы уже видели новости?
– Краем уха слышала. Мне некогда. А что там еще?
Она сидела расслабившись, опустив плечи. Поза человека, которому нечего поведать полиции. Потому что у подопечных ей миллионерш в трусах все хорошо. У всех.
– Грета…
– Ну да. Бедная Айна. Айна у нас – молодец. Правильно, я считаю. Нечего сидеть дома и нюнить. Иди к подругам, к команде. Займись делом. Слезами горю не поможешь.
– Она горюет?
Тренер глянула на меня удивленно.
– Она выглядит такой собранной, – пояснила я. – Такой спокойной. Такой…
– Обычной? А что ж ей, об стенку головой биться?
– Какое у вас сложилось о ней впечатление за последнее время?
– Последнее – это сколько?
– Последние недели. Дни.
– Что она справится. – И тренер засмеялась.
Над полем пронеслось раздосадованное то ли «ах», то ли «бля». Вслед за тренером я взглянула на играющих. Айна упустила мяч. Он катился от нее прочь, как будто бы подмигивая красными и белыми заплатками. Она угрюмо смотрела вслед, точно у нее не было сил его догонять. А потом пошла прочь.
Я обернулась к тренеру:
– Прошу прощения…
– Травмы случаются.
Я немного опешила: травмы? А тренер продолжала:
– Мы все к этому более или менее готовы здесь… – Тренер постучала себя пальцем по лбу. – Конечно, колени – такая штука, что восстановление никогда не бывает стопроцентным. И возраст опять-таки. Каждый спортсмен знает, что придет день, когда со спортом придется завязывать. Но по Айне я вижу: она все приняла по-спортивному. Здраво. Она умная девочка. Травма есть травма, и возраст есть возраст. Сегодня побеждаю я, а завтра побеждаешь ты. Айна сама знает, что пора уйти. И она готова. Я по ней вижу. – Тренер кивнула на поле.
Айна уже бегала, новый мяч так и мелькал между ее лодыжек, описывая змейку.
– Что вы видите?
– Что из нее ушла прежняя ярость.
– Ярость?
Какой интересный выбор слова. Ушла. Куда? Согласно простейшему закону физики, энергия не исчезает. Она лишь перенаправляется. Могла эта ярость обрушиться на животное? Чужая ярость чаще всего обрушивается на тех, кто не может себя защитить.
А что, если Айна в припадке ярости просто пнула кролика?
Своей тренированной ногой.
Потом сообразила. И начала заметать следы. Сначала сняла камеру…
Тренер уже забыла обо мне, словно меня никогда тут и не было, вскочила со скамьи и оглушительно заорала:
– Еби же! Еби!!!
Но я отчетливо поняла: она обо мне не забыла. Она просто не хотела говорить на эту тему: ярость Айны.
12.10
– Да мать же твою! – Я ударила мышкой по столу, не заметив, что дверь открылась.
Вошла Лена, бесцеремонно села задницей на край моего стола. Заглянула в монитор. Следит, что ли?
– Мат облегчает боль, – сказала я. – Доказано исследованиями.
– День фрустраций?
– Не то слово. Лен, а компьютер Греты у вас, так?
Лицо ее слегка затвердело.
– А тебе зачем?
– Из их дома прямо накануне самоубийства пропал кролик. Кто-то разрезал сетку.
– Это я знаю.
– Вы уверены, что это самоубийство?
– Пока не доказано обратное. Если поймем, что пора кого-то подозревать, передадим в отдел убийств. Поменьше читай всякий мусор.
– Да, но не похоже, что кролик удрал сам. Его унес человек. И к тому же эта дыра в сетке…
Лена отвернулась, взгляд ее задумчиво уперся в стену.
– А зачем кому-то чужой кролик? Они ж все с чипами.
– Чип то ли испорчен, то ли вообще вынут.
– Не так уж легко вынуть у живого животного чип.
Я посмотрела на нее.
– А уж мертвый чужой кролик и вовсе никому не нужен, – ответила на мой немой вопрос Лена.
– Особенно когда к кролику прилагается мертвый политик.
Лена взглянула на меня так, как будто я неудачно сострила и долг вежливого человека – сделать вид, что он этого не заметил.
– Пойдем куда-нибудь на ланч? – предложила Лена. – Достала столовка.
– У меня встреча.
– С теми, кто знал кролика?
Я вдруг поняла, что впервые не хочу ей ничего рассказывать.
– Почти.
– Ясно. – Лена отошла от моего стола. – Удачи.
Мне не хотелось выглядеть так, будто я ей не доверяю или что-то утаиваю. Тем более пока и утаивать было нечего.
– Прикинь, партнерша Греты рассказала: им домой прислали коробку с говном. Вы знали?
– Мне тоже прислали недавно коробку с говном, – отозвалась Лена, – а я заказывала платье. На сайте магазина говном не выглядело.
– Они не заявляли никуда, вот что странно.
– Я бы, наверное, тоже не стала.
– Но ты же не министр и не политик.
Лена посмотрела на меня серьезно – или мне просто показалось, что подозрительно? Сузила глаза:
