Белла была мне противна. Внешностью, запахом, туфлями, пассивно-агрессивной манерой. Тем, как придвигалась ко мне, норовя сомкнуть вокруг меня руки, унизанные браслетами. Как постоянно дотрагивалась до меня будто невзначай – длинными красными ногтями. Но это еще не преступление.
Не заявить сразу же в полицию об угрозах было ошибкой Греты. И Айны. Я на миг представила Айну с коробкой дерьма в руках. Она бы это так просто не стерпела. Скорее бы надела эту коробку на голову Белле, после чего отсидела бы положенный срок за преступление против человеческого достоинства. Невозмутимая, как орлица в клетке.
Я двинулась к двери.
Голос Беллы за моей спиной зазвенел от злорадства.
– Вы не оставите мне свой номер? Вдруг я что-то вспомню! Я очень – очень! – люблю животных!
…Я выкатилась на воздух. И сначала просто дышала. Чтобы выветрить из легких, из гортани, из носа жгучий парфюмерный дух. Наконец мир снова стал пахнуть самим собой: весной, первыми листьями, ветром.
Зеленая громада министерства высилась позади меня, как гора, покрытая лесом. Садовницы в оранжевом уже было не видать, наверное, закончила работу на этой стороне здания.
Движения на набережной почти не было. Разгар рабочего дня. Все заняты. Издалека светился в сероватом дождливом воздухе неоново-желтый мужской комбинезон с черными шлангами. Фигура брела медленно. Дворник, вероятно: там, у его ног, ползет по асфальту робот, осушает лужи. Не гуляет же бедняга, в самом деле. Я задумалась: если вот этому дворнику предложить умереть сегодня же, что он сказал бы в ответ на наши жаркие дискуссии? Выбрал бы смерть? Сомневаюсь. Лучше такая жизнь, чем никакой.
Я сунула руку в карман за бумажной салфеткой, чтобы высморкаться. И пальцы мои окаменели. Нащупали в кармане что-то твердое и пушистое. Выхватила. Невольно вскрикнула. Отшвырнула.
На асфальт шлепнулась серая лапа.
Мороз продрал меня по позвоночнику.
Но я не повторю ошибку Греты и Айны. Я наклонилась. Длинные когти торчали из меха. Отрубленный край был странно желтоватым. Тусклым глазком глядела кость. Падалью не пахло.
Ужас и недоумение сменились злостью, от которой скрутило живот.
Я подняла кроличью лапу через бумажную салфетку. Обернула, сунула в карман.
Я им не Грета. Я это так не оставлю.
14.40
От злости я и не заметила, как домчалась до нашей конторы. Кое-как ткнула велосипед в стойку на парковке.
Женщины входили в лифт. Я пристроилась позади. Мне заулыбались, каждая кивнула. Все друг друга знают, хотя бы в лицо.
– Привет, Ариадна.
– Привет, Лера. – В упор не помню, из какого отдела, но мы всегда здороваемся и болтаем.
– Куда на ланч ходила?
– В парламент.
– Хорошая у них столовка?
– Вроде, – обтекаемо ответила я.
Одна из женщин обернулась:
– Симпатичные духи.
О черт! В меня, пока я говорила с Беллой, наверное, въелся запах. Комплимент меня не обманул – женщина вовсе не имела в виду, что духи ей нравятся. Она имела в виду «душенька, ну что ж вы облились с головы до ног? А другим теперь что – удавиться?».
– Спасибо, – улыбнулась я, показав, что смущена. – Извините за неудобство, я и не заметила, что переборщила.
Женщины закивали. Верный ответ. Инцидент исчерпан.
Двери открылись на пятом этаже. Как раз! Я устремилась к выходу.
– Тебе разве здесь? – удивилась Лера.
– Не переживайте, ничего страшного! – крикнула мне вслед та, что сделала комплимент духам. Ей наверняка теперь неловко.
Я махнула ей рукой и засмеялась:
– Мне и правда здесь выходить.
Самое ужасное в нашем обществе – прослыть «токсичным» или таким казаться. С детского сада нас учат: будьте доброжелательны и учтивы друг с другом. Поддерживайте. Приходите на помощь. Не донимайте окружающих. А в остальном делайте, что хотите. По-моему, это восходит к старому скандинавскому «Закону Янте», который учит не высовываться и прежде всего уважать других, но до корней этих принципов уже давно никто не докапывается. Мы все вырастаем с этим общественным кодом. Сглаживаем углы везде, где их видим. Когда бабушка рассказывает, как они в ее времена собачились по поводу и без, меня передергивает. А им это не казалось чем-то из ряда вон выходящим, агрессия была нормой. И бабушка еще ностальгирует по мужской культуре?!
На пятом этаже располагался наш отдел. Я открыла дверь.
– Да! – тут же откликнулся голос.
– Бера, привет.
– Ариадна! – Бера удивленно откатилась на стуле от стола, на котором светился экран. – Твоя смена вроде ж закончилась.
Однажды, когда наш отдел отмечал Новый год, она рассказала, что ее имя в переводе с какого-то, уже не помню, языка означает «медведица». Хотя сама Бера – маленькая брюнетка. Как вы яхту назовете, так она и поплывет? Теперь Бера занимается преступлениями против личностей, не являющихся людьми.
Первыми признали слонов и дельфинов. Потом ворон, касаток и осьминогов. Потом понеслось. В итоге последние домашние свиньи и коровы дожили свой век на специальных фермах-пансионатах с выгулом на свежем воздухе. Больше их не разводят. Лишь дальних потомков домашних овец и коз еще можно встретить в горных областях.
Мне страшно даже думать, что мужская цивилизация делала с животными. С личностями, не являющимися людьми.
С теми, кто не может взбунтоваться. Защитить себя. Подать жалобу.
– Да. Я собиралась уходить. Но не вышло, – сказала я. – Гляди.
И развернула платок. Бера уставилась на лапу. Нахмурилась.
– Я ее трогала, – предупредила я.
– Где ты это нашла?
– У себя в кармане.
Бера подняла изумленный взгляд:
– В кармане?! Кто это сделал?
– Пока точно не знаю. Но жалобу на токсичное поведение, травлю и агрессию я обязательно подам, – заверила я. – И на жестокое обращение с животным. Хочу, чтобы тому, кто это сделал, влетело по полной программе. Кролик вряд ли наслаждался процессом ампутации.
– Посмотрим, – суховато кивнула Бера, словно осаживая меня.
– На что?
– Лапу могли отрезать пост мортем.
– А что это меняет?
Бера пожала плечами:
– Может, делали аутопсию мертвого животного – в исследовательских целях. Может, вообще ампутировали, чтобы спасти жизнь. Мы этого пока не знаем. Мы даже не знаем, принадлежит ли эта лапа кролику из твоего дела.
Она встала. Вернулась с контейнером. Переложила лапу туда. Запечатала крышку. Отсканировала. Ввела время регистрации. Отсканировала мое удостоверение.
