– Детям здесь не тесно?
– Тесно! – будто обрадовалась Тина. – Дети – в новом корпусе. Здесь только конторы, школьный склад и кабинеты для индивидуальной работы над проектами. Туяра как раз пишет эссе. Многие девочки любят работать в маленьких комнатах. Помогает сосредоточиться. Ребенку часто комфортнее в небольшом пространстве. – Тина на ходу сгорбилась, как бы свернулась калачиком и снова зашагала размашисто. – Я-то больше люблю быть на свежем воздухе. Лес, река – вот это мое. Я, знаете, из тех, у кого и в городе всегда с собой складной ножик с кучей лезвий.
Я улыбнулась ей. Мне она нравилась все больше. Нетрудно представить, как девчонки с этой Тиной ходят в скаутские походы по лесам, ставят палатки, поют под гитару.
– Вы играете на гитаре?
– Да, – удивилась Тина. И снова засмеялась. – Полиция знает все?… Ну вот. Новый корпус. А вам, – она толкнула дверь, – сюда.
Сколько же здесь стульев!
– Период родительских собраний, – пояснила Тина. – У вас недолгий разговор? Успеете? А то у нас другие родители скоро подтягиваться начнут.
– Да, уверена, что успею.
– Хорошо, – кивнула Тина. – Пойду посмотрю, как там Айна. Приведу ее. Вы что-нибудь хотите? Попить? В туалет?
– Все отлично, спасибо.
Она вышла, а сердце мое бешено забилось. Быстрее, чем я успела бы взвесить последствия своего поступка, я бросилась вон.
Назад по коридору, по которому мы только что прошли с Тиной. Обратно в старый корпус.
К счастью, везде были указатели и таблички, не то бы я точно навсегда заблудилась в доме Софьи Толстой, умерла бы здесь от голода, жажды и желания сходить в туалет, высохла бы в чистом кондиционированном школьном воздухе, превратилась бы в очередное привидение.
Толкнула одну дверь, другую… Увидела пробор в черных, гладких и тяжелых, как у матери, волосах.
– Привет, Туяра, – постаралась выговорить, не задыхаясь. (Ну, точно начну бегать! Клянусь. С понедельника.)
Девочка подняла от компьютера лицо. Недоверчивый и замкнутый взгляд.
– Что вам надо?
Я сопела, как паровоз. Никак было не унять дыхание. И видела себя глазами Туяры: жалкая, растрепанная тетка. Когда тебе четырнадцать, все старше двадцати – тетки. А когда тебе тридцать, то все подростки кажутся угрюмыми идиотами. Квиты.
Я улыбнулась ей:
– О чем твое эссе?
– Вы ради этого пришли?
Я подошла к столу. Подвинула стул. Села. Чтобы лица были на одном уровне. Чтобы не напоминать о разнице в возрасте и положении. Телефон у меня в кармане опять крякнул. Я выключила его, не вынимая.
– Просто болтаю, пока твою маму жду.
Туяра фыркнула:
– Можете не затрудняться.
– Мне правда интересно. Я свое писала по «Последнему диктатору». Теперь вот жалею.
– Почему?
– Кому на самом деле интересно, куда он все-таки делся?
Последних диктаторов было несколько. Во время пандемии, которая выкосила в итоге почти всех мужчин, эти пожилые мужские лидеры своих стран быстро ретировались в секретные бункеры, оборудованные на долгий срок. Пандемия схлынула. А бункеры так и не нашли. Не осталось никого, кто знал жалкие секреты последних диктаторов. Глупо и грустно. Как, впрочем, многое в той цивилизации.
– Но шоу-то хорошее. – В узких глазах Туяры блеснул интерес.
По мотивам этой истории сделали клевый абсурдистский мультфильм «Последний диктатор». Про бункер и все его дела. Сезонов пятнадцать, не меньше. За кадром хохочет невидимая публика: голоса женские и мужские.
– А я взяла тему: Шпильрейн, Юнг и Фрейд. Тоже теперь жалею, – призналась Туяра. И уставилась в противоположную стену, где не было ничего интересного.
– Почему?
Она дернула плечом:
– Там же все и так давно ясно. Эти идеи Фрейда, что женщинам надо рекомендовать усечение клитора и прочий собачий бред. Противно про такого убогого говнюка писать и даже думать.
Туяра смотрела в стену и кусала губы. Вдруг повернулась так резко, что черные волосы хлестнули меня по лицу:
– Это сделала я! Ясно? Я! Вы же за этим пришли? Я!
Слезы побежали по ее щекам. Тихо и без всяких усилий, как вода.
– Туяра, о чем ты… Ты что-то сделала с кроликом? Это ты разрезала сетку? Зачем? Что было на камере?
Она заорала мне в лицо:
– Какой кролик? При чем здесь кролик? Не понятно? Я! Я ей сказала! В тот вечер! Что всем про нее и Томми расскажу! Тогда ей конец! Всей ее политике – конец!
– Погоди, Туяра. У мамы был роман с учителем? Туяра!
– Я ей сказала: чтоб ты сдохла!
Туяра упала лицом на руки и зарыдала.
Не зная, как ее успокоить, я заговорила ровным, доброжелательным тоном:
– Ты знала о романе мамы с Томми. Так? Ты уверена?
Она ревела, трясясь всем телом.
Я тряхнула ее за плечо:
– Туяра!
А потом мне показалось, что меня сбил поезд. Я отлетела к стене. Впечаталась спиной, так что воздух выбило из легких. Бешеное лицо Айны было придвинуто к моему. Кулаки ее выкручивали мне ворот, так что я начала задыхаться, хрипеть.
– Убью, сука!
Я ощутила на лице мелкие брызги ее слюны.
Тина обнимала плачущую Туяру, как наседка – крыльями.
– Отойдите от нее! Немедленно! – крикнула она мне. – Как вам не стыдно!
«Я вам поверила, а вы…» – говорило ее милое лицо.
Мне и правда было стыдно. Перед Тиной. Очень стыдно.
Айна выплюнула еще ругательства. Пихнула меня к стене:
– Я этого так не оставлю!
Тина помогла плачущей Туяре подняться. Айна твердо и крепко обняла дочь, а та – ее, они вышли. Дверь так и осталась нараспашку.
Я рухнула на стул.
Перевела взгляд на экран компьютера, на котором работала Туяра. Он погас, пока мы говорили. Я протянула руку, накрыла ладонью мышку, шевельнула. Экран загорелся белым полем. Всю страницу сверху донизу покрывали слова:
ХОЧУЧТОБЫТОММИСДОХХОЧУЧТОБЫТОММИСДОХХОЧУЧТОБЫТОММИСДОХ
17.15
Ника сидела рядом с Машей на садовой скамейке, укутанная в плед до самого носа. Увидев меня, Ника уставилась на жухлую, еще зимнюю траву.
– У Веры сегодня гости, – недовольно сказала Маша.
– Она сказала, что работает, – промямлила я, боясь глядеть на Нику.
– Всем бы такую работу.
– Нет. Серьезно. – Я была готова говорить о чем угодно. Только бы не о Нике. О том, как я не приехала в клинику, чтобы подержать ее за руку – или что там полагается делать ответственной партнерше? Делать то, что сделала для нее Вера. Я ведь могла бы перенести визит в школу Томми. Но мне это даже в голову не пришло почему-то… А Вера бросила все и сорвалась к Нике. Оправдываться бесполезно, как такое можно оправдать?
