– Ну? Ты как?
Я подошла. Села на край ее стола:
– Не знаю.
Лена откинулась от клавиатуры – вся внимание и забота.
– Что-то происходит, да?
– В смысле?
– С тобой.
– Ну да. Повестка. Куча всего.
– Оксана поэтому и предлагает отпуск.
– Бегство.
Лена посмотрела вопросительно.
– От этого ведь не сбежишь, – заметила я. – И потом, кому я передам дело кролика?
– Иногда важно вовремя отступить, – отозвалась Лена, немного помолчав.
– Я должна попытаться. Мне кажется, ответ совсем рядом. Уверена, что Айна накатала на меня жалобу неспроста. Похоже, ей очень не хочется, чтобы я что-то узнала.
– Поосторожней, – предупредила Лена. И добавила: – Когда кажется – креститься надо, знаешь такое старинное выражение?
– Что оно значит?
– Что, когда кажется, будто ответ рядом, это далеко не всегда соответствует действительности.
– Спасибо.
– За что?
– Что не стала все это при Оксане говорить.
Лена отмахнулась и пожала плечами:
– Девочки, я между вами не влезаю. Ты, кстати, видео посмотрела?
Я не посмотрела. Мне не до того.
Грета была одержима МЕМО. А остальные одержимы тем, что она посвящала МЕМО слишком много времени и сил. Настолько, что это стоило ей самого дорогого – того, что было для нее важнее жизни: карьеры. Как бы то ни было, МЕМО – сейчас единственная нить.
Но куда она тянется?
У себя в отделе – мои коллеги сделали вид, что нисколько не удивлены моим внезапным появлением, – я вошла в Мемориал. Фотографии. Даты жизни. Грета, что ты здесь увидела, кроме фотографий? Кроме горстки никчемных жизней? Кроме лиц – узких, круглых, красивых, скучных, юных, молодых, усатых, бородатых.
Я смотрела на лица мужчин – и за каждым видела, каким он был мальчиком. Ребенком. С крошечными губками, носом-дулькой, без бровей. Мальчик, спрятанный в мужском лице.
Я видела отдельных людей. Это, конечно, неправильно. Смотреть надо на статистику.
Принялась настраивать фильтры, надеясь заметить алгоритм, который уловила Грета. Если только я не ошибаюсь и она его действительно уловила.
Даты рождения. Ничего. Столбики статистики. Согласно ей, после тридцати пяти умирают чаще, чем в двадцать. Известный факт.
Профессия. Ничего. Столбики статистики. Согласно им, основная масса мужчин занята в ремеслах. Вторая по численности группа – конкубины. Третья – и высшая в социальной системе баллов – учителя.
Даты смерти? Умирают все. Молодые и сорокалетние. Красивые конкубины и серенькие мышки-учителя, мускулистые кузнецы и разбалованные своими роботами дворники.
Странная мысль, что вертелась на заднем плане сознания, вдруг прорвалась. Я взялась было за мышку. Открыла поисковик. Занесла руки над клавиатурой. Нет. Только не со служебного компа.
Вбила в телефон: кролик менингит
Под мышками защипало. Почти сотня тысяч ссылок. Глаза побежали по строчкам. Заражение. Заражение.
Так, спокойно.
Я изменила запрос: менингит, кролик, заражение
Ссылок выпало вдвое меньше. На самом верху: санитарные инструкции нашего собственного министерства. Но легче мне от этого не стало. Выбирай на вкус. Например, листериоз. Заражение человека через слюну, экскременты, мочу. Менингит – одно из наиболее тяжелых проявлений листериозной инфекции.
Сердце мое бешено колотилось. Но как это возможно? Перед тем как отдать кролика в семью, его проверили на все известные инфекции. И пропустили листериоз?! Исключено. Исключено. Не может такого быть.
Пот катил по спине.
Телефон у меня в руках завибрировал. Я чуть не подпрыгнула. Вдруг Томми?
– Ариадна.
– Ты, гребаная сука! – зарокотал мужской бас. От удивления я не нажала отбой. – Как ты могла так поступить с Лео! – орал незнакомец. – Он же, твою мать, считал тебя другом!
Брань меня не оскорбила и не напугала. Наша работа научила нас понимать про любую брань главное: она характеризует говорящего. Его горе. Его волнение. Его страдание. К тому же меня колотило так, что еще сильнее расстроить не смог бы уже никто.
Из всей брани слух мой выцепил основное: имя Лео.
Я крепче сжала телефон, точно это могло помешать звонившему разъединиться.
– Кто вы? – спросила я.
Мой недоумевающий тон возымел действие. Мужчина заткнулся. А я сумела взять себя в руки.
– Я понимаю, вы – не знаю, как к вам обращаться, – испытали потрясение… – продолжала я.
– Руди, – бросил он.
Сердце мое кувыркнулось.
– Руди. – Я постаралась, чтобы голос мой звучал теплее. Ладонь, сжимавшая телефон, взмокла. Руди – друг Лео. Нет. Не так. Возлюбленный. – Руди, я знаю вас по рассказам Лео. – Не словами, тоном давала понять: я – друг. Мы на одной стороне. – Что с вами случилось? Я могу вам помочь? Чем? Где вы?
Я и две другие постоянные клиентки – мы для Лео просто работа. Лео сделал все, чтобы наши отношения были теплыми, дружескими. Но его любовь – вот этот самый Руди. Знаю, что он ремесленник. Что он «сущий душка». И что они вместе со школы. Если это можно назвать «вместе». Хотя как же иначе это назвать?
– Руди? – шепнула я.
К счастью, никто из моих коллег не повернул головы от монитора.
– Лео пропал, – прошептала трубка.
– Что?!
Поверил ли он моему удивлению? Во всяком случае растерялся.
– Если это сделала ты, я тебя убью, – без угрозы, с болью крикнул он. – Найду – и убью!
Гудки. И в такт им билось мое сердце.
Стоп. Факты. Только факты. Сколько лет уже я знаю Лео, а с Руди разговаривала первый раз. Он сам мне позвонил. Значит, случилось что-то экстраординарное.
Набрала Лео. Гудки. Голосовая почта.
– Лео, позвони мне. Срочно.
Оставила сообщение, что ж делать.
Однако внутри начал сворачиваться узел. Возможно, истерика Руди передалась мне. Ждать я не могла, сидела как на иголках. В руках телефон: позвони, позвони, позвони. Невыносимо!
Открыла приложение, вошла в профиль Лео. Написала в чате: привет. Ввод. Высветилась плашка: «Чат деактивирован. Приносим извинения за временные неудобства».
Я схватилась за слово «временные» как за соломинку. И она, конечно, треснула в моих пальцах. Беспокойство ходило внутри тяжелыми волнами.
Все прояснится. В самое ближайшее время. Просто нужно немного подождать. Это временное неудобство.
