Толпа потащила меня к выходу. Я уже не понимала, кто тут женщина, а кто мужчина. И те, и другие выглядели совершенно безумно со своими зелеными губами.
На остановке все по очереди подходили к девушке в зеленой куртке, показывали ей то свои пальто, то свои шарфы, то сапоги. Та ставила печати им на запястья. Я не очень понимала, что мне делать.
– Ну, иди. Не стой, – подтолкнули меня в спину.
Я подошла.
– Руку давай, – нетерпеливо напомнила девушка в куртке.
Я протянула.
– Вы извините, что цветок зеленый, – промямлила я.
Она посмотрела удивленно и шлепнула мне печать.
Сзади кто-то засмеялся.
– Поосторожней надо с машей-хуяшей и прочими веществами, – упрекнула девушка. – Не начали еще даже… Ну проходи, проходи, не задерживай.
Я топталась на месте. Очередь кончилась. Всего нас было человек двадцать – те, кто топтался, поглядывали, смущенно хихикали.
– Новенькие, за мной.
Девушка велела всем отключить телефоны. Ей повиновались, не споря. Мы шли за ней минут двадцать, сначала по нормальной дороге, потом по полуразбитой. Поле сменилось перелеском. Мне хотелось спать и пить. Но голова была ясной – кровь гудела от адреналина.
В темноте я различила впереди ребристые скаты ангара.
Ступнями ощутила вибрацию. И грудной клеткой тоже. Умц-умц-умц. Остальные, видимо, тоже: начали переглядываться, улыбаться – на лицах предвкушение.
Опасности это место не излучало. Но здешние персонажи и полиция – по разные стороны Уголовного кодекса. Зачем такой риск? Риск заразиться – и умереть смертью, которую все совсем недавно наблюдали в прямом эфире, когда погиб Гастро-Марк. Последний глоток всегда слаще?
А женщины? Они-то зачем здесь? Их тоже немало, хотя не так легко разобрать, кто есть кто…
Если задержит полиция… Ведь не может быть, что полиция не в курсе. Даже если сойдет с рук один раз, рано или поздно их накроют. Или полиция знает и закрывает глаза? Безвредная шалость?
А если полицию сюда, прямо сейчас, веду за собой я сама?
Я старалась не показывать, что нервничаю. Не привлекать внимания к себе. И к тому, что постоянно поглядываю по сторонам. Хотелось обернуться. Проверить. Неприятное чувство в спине, когда кажется, что на тебя кто-то сзади смотрит. «Если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят», – невесело усмехнулась я про себя.
Чем ближе мы подходили, тем сильнее чувствовалась вибрация. Чем бы ни были проложены стены этого ангара, они надежно удерживали шум внутри. Небольшая заминка на самом входе. Платить пришлось биткоинами. Я уже не пыталась врубиться, много это или мало. Должна я платить или нет. Я даже забыла сказать, что собираюсь здесь встретиться с Руди: может, мне вообще бесплатно? Просто на минуту включила телефон, как и все вокруг, и перевела со своего счета. Хотелось скорее попасть внутрь, как овце, которой спокойнее в стаде. Хотелось тереться боками с себе подобными.
– Давай. Не задерживай.
Женщина в куртке протянула мне руку.
– Что давать? – я уже нервничала.
– Телефон.
Я не поняла. Замешкалась.
– С дуба рухнула? – не слишком приветливо поинтересовалась женщина. – Давай скорее.
– Она не врубается! – весело крикнул кто-то позади меня. И мне в ухо: – Телефон сдай.
Я обернулась. Девушка и парень нетерпеливо переминались. Позади и правда собиралась очередь. Я неуверенно вытащила телефон.
– Она селфи отсюда пилить собиралась, – заржали сзади.
Женщина в куртке фыркнула и закатила глаза.
Не нравилось мне все это. Да что там, я чувствовала себя так, будто мне предложили пройти по канату над пропастью и без страховки. Остаться без телефона? На час? На два? Вчера я рванулась к Вере и Маше посреди ночи: не смогла вынести разлуки с телефоном. А тут надо его сдать добровольно. Живот свело.
Женщина хапнула мой телефон. Щелкнула по нему пистолетом, которыми пользуются продавцы, чтобы маркировать товары. Наклеила ярко-оранжевую бумажку с кодом, бросила телефон в раскрытый рюкзак. Затем дернула меня за руку, щелкнула пистолетом по запястью:
– Не потеряй. А то телефон не отдам.
Я уставилась на оранжевый язычок с кодом. Мне все это страшно не понравилось. К такой уязвимости я не была готова.
– Но…
– Я здесь буду стоять. Когда валить будешь, просто подойди и получишь, – махнула женщина рукой на угол. Она уже не скрывала нетерпения: – Проходи, проходи давай.
Сзади напирали, и я прошла.
– Код не потеряй! Чучело!.. – крикнула в спину женщина.
Меня за всю жизнь столько не обзывали, как за последние дни. Я юркнула в коридорчик. Вибрация отдавалась гулом в груди, казалось, еще немного – и остановится сердце.
Нащупала и толкнула дверь. Впечатление было такое, словно мне ногой врезали по голове. И продолжали бить: бам-бам-бам-бам. Только почему-то было не больно, а приятно. Над толпой гуляли, пересекались, стукались о стенки, шарили белесые трубы света. Подо мной кишел человеческий суп. Дергались головы, взметались руки. Тела терлись о тела. Готова спорить, ни один из них там, внизу, не страдал агорафобией. Я спустилась по металлической лестнице. И толпа тут же затянула меня, затерла. Чьи-то ладони провели по заднице. Чьи-то губы мимоходом поцеловали в шею. Музыка вдруг замедлилась. Грохот сменился какими-то медленными каденциями. На стенах зажглись экраны. На них расцветали и опадали психоделические узоры. Толпа внизу начала медленно раскачиваться в такт. В абсолютном молчании. Музыка иссякла, как ручеек. Экраны погасли. Я почувствовала над толпой электрическое поле ожидания. Я сама стала его частью. Забыла обо всем. Как в детстве, когда мамы выключали свет в комнате, чтобы зажечь новогоднюю елку. Сейчас и будет – «елка», поняла я. Сердце замерло. Темнота замерла. И по ней пронеслось «ах»! Да я и сама ахнула.
Елочка зажглась!
Над толпой загорелись огромные светящиеся аквариумы. А в них – боже мой, это было потрясающе! Обнаженные мужчины, один прекраснее другого, кувыркались, резвились под водой, оставляя за собой шлейфы серебряных пузырьков.
Я забыла обо всем, восторженно захлопала вместе с остальными.
Аквариумы стали спускаться вниз. Толпа отпрянула, расступилась, давая им место. И тут же припала к стенкам из толстого сверхпрочного стекла. Зеленоватый свет воды бросал на лица зрителей русалочий отблеск. Блестели глаза, блестели в улыбках зубы.
Никто уже ничего не скрывал. И ничего не смущался. Мужчины посбрасывали с себя женские платья, в которых пришли. Стягивали их через голову, кидали в кучу у входа. Господи, как они потом разберутся, где их вещи-то? Я так привыкла беречь предметы одежды, что подобная безалаберность показалась дикой. Хотя диким был, конечно, сам этот камикадзе-рейв. Тут им не до поношенных тряпок… Парики и туфли многие оставляли на себе, так веселее, театральнее. Пришедшие сюда мужчины гордились своими телами, это было видно. И они с радостью делились ими со своими подругами, друзьями или случайными спутницами и спутниками. Едва сближались два лица, как губы тотчас соединялись в поцелуе. Едва руки соприкасались, как тут же сплетались в объятиях. Никто ни о чем не сожалел, не высчитывал пенсионные баллы, не требовал депозит, не проверял рейтинги, не манипулировал, не искал выгод, не врал. Все просто наслаждались друг другом и были счастливы. Счастливых ведь замечаешь сразу.
