И вот тут я увидела Лену. Только потому, что она прижимала губы к стеклу. А с другой стороны по ним водил членом мужчина-амфибия. Лена отпрянула, засмеялась. Крутанула указательным пальцем: мол, наверх. Мужчина-амфибия кивнул, ударил ногами, мощно загреб руками, оставив после себя тучу пузырей.
Я видела, как он всплыл на поверхность. С его загорелого тела потоками лилась вода. Лена, задрав подбородок, смотрела на него из-под полуприкрытых век. Я привыкла, что взгляд у нее холодный, прозрачный, насмешливый. Но сейчас она смотрела совсем по-другому. К ней, качая бедрами, подошла женщина. Лена ей обрадовалась. Они заговорили. Я глазам своим не верила: узнала и шаткую походку, и локоны. Это была Белла. Сторонница финальной чистки – радикального решения вопроса мужской популяции. Они знакомы?! Не просто знакомы, а хорошо и дружески! Такие вещи всегда определяешь по жестам, по тому, как женщины прикасаются друг к другу. Лена засмеялась, положила руку на пышную, как две булки, грудь Беллы. Та шутливо шлепнула Лену по тыльной стороне кисти. Постучала через стекло. К ней тут же подплыл прекрасный пловец. Крутанулся, делая руками маленькие гребки: показал каков.
Мою руку кто-то поймал, потянул. Я вздрогнула, обернулась.
– Руди.
– Руди!
Я глядела на него во все глаза. Столько слышала, а видела впервые. Невысокий, крепкий, как все ремесленники. Любовь Лео.
– Ну. Идем. – Мой слишком пристальный взгляд смутил его. Руди ввинтился в толпу, таща меня за собой, как на буксире.
Я обернулась на аквариум. Но ни Лены, ни ее пловца, ни Беллы уже не увидела.
Не хватало только, чтобы они заметили меня. Я наклонилась, вжала голову в плечи. А скольких еще знакомых я могу здесь встретить?
Руди двинул меня локтем в бок, губы у него шевелились. Но ни слова было не разобрать в окружающем нас грохоте. Он проорал мне в ухо:
– Расслабься!
Я покивала. Да уж. Расслабилась. Уже. Оглянулась по сторонам. Руди притянул меня к себе.
– Че-го? – изумилась я.
– Потанцуем! – крикнул в лицо.
– Я по делу! – крикнула в ответ.
Вокруг нас подрагивала и колыхалась толпа. Я и не заметила, как тело мое стало подрагивать в такт. И его тоже. Как будто мы были двумя пловцами в волнах.
– Все по делу!.. Паука дождаться надо!
– Паука? Какого еще паука?
Я огляделась. Толпа была толпой, но никто не был сам по себе. Все сплетались, обнимались, ласкали друг друга. Мужчины и женщины, мужчины и мужчины, женщины и женщины. Понятно, почему на входе отбирали телефоны. Кого бы ты здесь ни обнимал, сам факт, что ты здесь присутствовал, делал тебя нарушителем закона инфекционной безопасности. И последствия могли быть…
– Расслабься!
Я обернулась к Руди. Он протягивал мне фляжку. Потянулась было за ней, но остановилась:
– Маша-хуяша?
– Маша-хуяша! – крикнул Руди, кивнул, танцуя.
Я взяла фляжку, сильно плеснула себе в горло.
Это была не маша-хуяша. Совсем незнакомый вкус.
Руди захохотал. Забрал фляжку, спрятал:
– Ну ты вылупилась!
– Что это?
– Расслабься!
Я с трудом подавила желание двинуть его по морде. А в следующую секунду это желание лопнуло. Как мыльный пузырь. Оставило после себя только радужную пыльцу любви ко всем сразу. Я почувствовала, как отпустило лоб, потом плечи. Я стала легкой, все любили меня. А я любила всех. Губы расползлись в улыбке.
Мысли, которые еще полчаса назад впивались в меня металлическими крючьями, теперь проваливались в сладкую вату, не причиняя ни боли, ни стыда, ни вины.
Лео? Мы это уладим. Ведь Руди сказал, что есть решение. Дождемся какого-то паука. Все под контролем.
Томми? Тоже все прояснится. Глупое любовное сообщение, которое я отправила, мне самой уже казалось шуткой. Ха-ха.
В этот момент из динамиков понеслась совсем другая музыка – наша самая знаменитая мужская группа Cocks Uprising. Знамениты они были не столько своей музыкой, сколько хулиганскими провокационными видео, которые выкладывали в сеть. Их лиц никто не видел, они принципиально снимались в химзащите. Мне Cocks особо никогда не нравились – ни их видео, ни их музыка. Но сейчас их дурацкие песни-памфлеты под пять аккордов вдруг показались прекрасными. Какие глубокие слова, какие волшебные мелодии! Как я раньше не замечала. Я вскинула руки. Меня тут же обняли за талию. Я выгнулась. Нашла и встретила чьи-то губы. Поцелуй был восхитительным, как будто весь мир целовал меня. Женщина оторвалась от моего лица, засмеялась. И ее подхватил кто-то другой. А я уже обнималась с каким-то брюнетом. Он был потный, от него пахло лесными орехами, а ресницы были такими густыми и черными, что казалось, глаза накрашены. А может, они и были накрашены. Я полюбила его с первого взгляда, а он – меня. А еще через минуту любовью всей моей жизни стала девушка с волосами, стянутыми в конский хвост, и нас обеих полюбил всем сердцем юноша с татуировкой на шее.
Возможно, сейчас все перезаразятся – и завтра эти юноши, мужчины, такие прекрасные и полные жизни, будут мертвы. Мертвее некуда. Ну да все мы когда-нибудь умрем. А пока живы. И пока мы живы, мы – бессмертные боги. А боги должны танцевать.
Очнулась я в туалете. Руди придерживал мне волосы, как добрая подруга. С моих губ текла кислая рвота.
– Давай, девочка, давай, – ласково уговаривал он.
Меня скрутило. Руди тут же подхватил меня поудобнее. Еще залп. Колени были как ватные. Но стало легче.
Я отвалилась на пол. Голова прояснилась. Как будто с рвотой вышло нечто, что всегда мешало мне жить.
Руди помог мне подняться. Потащил к раковине-времянке.
– Руди…
– Слушай. Ну ты накидалась, подруга…
– Руди…
– Попей воды. Оно быстро проходит.
Пустил воду. Я жадно пила. Утерла рот. Видимо, прошло не совсем.
– Руди. Я тебя люблю.
Он засмеялся.
– Я тоже тебя люблю. А это – Паук.
Я чуть не подпрыгнула. Обернулась. Передо мной стоял молодой парень в кожаной куртке. Не знаю, почему Паук, не было в нем ничего гаденького, сухонького, тощего. Парень как парень. Я бы решила: уборщик. Может, вышивальщик. Ничем, короче, не примечательный.
Паук мотнул подбородком:
– Идем.
Туалет был выгорожен временно и гудел от вибрации зала. Мы вышли. Но были все еще внутри: блестели металлические ребра стены ангара.
– Короче-мороче, – сказал Паук. – Рейтинг в системе можно поднять, это будет стоить…
– Лео уже в транзитном интернате.
– Еп, – осекся Паук. Задумался. – Мы знаем, в каком?
