Если бы я влюбилась во времена Большого Поворота, я бы, наверное, не заметила и Большого Поворота. Вот в чем штука.
И тем не менее – я ищу кролика. А не Томми. Не Мужчину Апреля.
На платформе я ориентировалась по знакам «вход для мужчин»: желтые стрелки подвели, куда надо. Мужской вагон тоже был желтым. И пустым. Я приложила Сашино удостоверение к контроллеру – пусть потом как-нибудь сам объясняет все полиции. Мало ли кто украл удостоверение, я же у Саши не одна: он сумеет доказать, что не выходил из квартиры. Не сомневаюсь, что он нарасхват у клиенток. Красивый, послушный, всегда в макияже, всегда готовый.
Я села у окна. Солнце мучило глаза. Отодвинулась в тень. Главное, не задремать в жарком костюме и не проехать станцию. Ехать-то всего ничего. Поезд-пуля отвечал своему названию. Название станции соответствовало ее функции: «Санаторий». Наша культура не любит лишних смыслов.
Я почему-то опять подумала о Саше. О его безволосой груди. Ультраправые радикалки убирают волосы на теле, как и мужчины-конкубины. Взыскуют ультраженственности, а обрящут – мужественность. К черту их, к черту.
Классическое правило расследования убийства: изучай жертву.
Курс преступлений против людей нам читали в сокращенном виде. Уже понятно было, что читали его только для общего развития: высшая полицейская лига нам не светила. Я была в группе середняков. Возможно, из-за Ники с ее судимостью. Возможно, из-за собственных скромных способностей и результатов. Но я была всем довольна. Защищать животных – не менее важное дело. Они тоже личности. Испытывают страх, боль, радость, привязанность. Еще как испытывают. Вот некоторые птицы, например, живут с одним и тем же партнером всю жизнь. Просто не являются людьми.
Изучай жертву.
Кем был пропавший кролик? Туяра назвала его Ангелом, хотя на курсах опеки ей наверняка объяснили: давать кролику имя бессмысленно. Кролики не собаки. Они не отзываются на имя, не понимают его. Но это не значит, что кролик – не личность.
У него было прошлое. У него была история. И она подводила к тревожному факту: мозг Греты при вскрытии оказался воспален и разрушен мощным нервным вирусом, похожим на вирус менингита. Но если этот кролик был болен или являлся носителем вируса, то почему его отдали в семью? Всех животных тщательно проверяют, ставят клеймо, чипируют. Если кролик заболел уже после того, как оказался в доме у Греты, то почему его не защитили прививки? Я надеялась найти ответы в санатории для животных. Надо мне было с самого начала туда поехать, а не отделываться дежурным звонком, но никто ведь не ищет пропавший велосипед на заводе по производству велосипедов… И кто знал, что кролик мог быть болен?
Санатории для животных раньше называли приютами. Переименовали их лет двадцать назад – слово «приют» волочило за собой слишком много печальных ассоциаций. Санаторий – правильнее. Пересыльный пункт перед возвращением в естественную среду обитания или передачи в опеку.
Мимо летели пустынные поля, нагие деревья. Мне даже показалось, где-то мелькали клоки старого снега. Может, это были просто лужицы, полные солнечного света. А может, и вправду снег – весна за городом наступает позднее. Но здесь, в вагоне, пекло невыносимо. За стеклом я была, как огурец в теплице. Да еще этот костюм!
Когда я стащила шлем с потной головы и стянула чмокающий комбинезон, тело сразу стало легким. Лесок, хоть и голый, защищал меня от чужих глаз. Я аккуратно свернула костюм: пригодится на обратную дорогу. Спрятала под заметным, покосившимся влево кустом и пошла к строениям, что едва виднелись за деревьями. Под ногами проваливалась и скользила влажная земля, покрытая прошлогодними листьями. Я прикидывала, как бы так построить разговор, чтобы мне рассказали все, но не попросили показать полицейское удостоверение.
Вышла на опушку. Теперь санаторий просматривался целиком. Невысокое, как бы распластанное экоздание. За ним – обширные поля для выгула постояльцев. Забор был нужен лишь для внутренней безопасности животных – чтобы один постоялец не съел другого. Лохматая женщина в комбинезоне разбрасывала на поле семена.
– Здравствуйте! – крикнула я. И тут же закрыла лицо ладонями: – Ой! А где дезинфектор?
Потому что обернувшаяся женщина оказалась мужчиной. Который тут же залился краской. Понятно почему: он нарушал правила. Радостно подставлял лицо солнцу и ветру. Наслаждался свободой движений, а не жарился в костюме химзащиты.
– Мне Вика разрешила, – заблеял он, как маленький мальчик. – Вика!
Откуда-то появилась – теперь уже несомненно – женщина: в таком же синем рабочем комбинезоне, такая же обветренная от долгих часов работы на свежем воздухе. Прищурилась на меня.
– Я Коле разрешила, – подтвердила она. – Коль, ты отойди только подальше. Чтобы она подойти смогла.
Коля побрел к дальней ограде, вытаскивая из неуступчивой грязи свои резиновые сапоги. Он, как и звери, пасся на воле. Перед возвращением в опеку. А вдруг Вика выберет для него волю и природу? Я уже ничего не понимаю про отношения мужчин и женщин…
Я приблизилась. Вике на вид можно было дать… не знаю сколько. У глаз, у носа пролегли морщины, наведенные солнцем и привычкой часто улыбаться. Волосы были жесткие, Вика явно не мудрила с ними, мыла обычным мылом. Голубые глаза ярко светились на загорелом лице. Спокойные и – как бы сказать – понимающие. Вон, Колю своего пастись выпустила, не стала заедать правилами… Похоже, хорошая женщина. Я подавила искушение во всем ей сознаться.
Главное, следить за собственным голосом. Телефон сильно его искажает, но мне совсем некстати, если Вика вспомнит, что я ей звонила. По поводу кролика.
– У меня кролик пропал. – Я старалась говорить тоном выше обычного.
Она молча смотрела на меня.
– Он у вас перед этим жил.
Вика оперлась на лопату.
– Я в полицию обратилась. В биологическую безопасность. Но сами понимаете. Говорят: убежал. Я уже смирилась. Раз не вернулся и труп не нашли, значит, ему хорошо там, где он сейчас. Иначе нашли бы, верно?
Коля внимательно поглядывал на нас. Здесь, надо понимать, не очень-то жалуют людей, которые что-то высматривают, выспрашивают. Или мне теперь все кажутся подозрительными? Есть же и простые объяснения. Просто Коля боится, что его взгреют за появление без костюма, – успокоила я себя, – и Вике тоже попадет. Вон он как ловко ее сдал. В первую же секунду. Теперь ему совестно.
– Труп и вороны сожрать могли. И лисы, – наконец сказала Вика.
– Я сама из Москвы, – некстати вставила я.
– В Москве много лесопарковых зон. Может, жив-здоров и процветает. Кролики вообще очень адаптивные.
Мы обе знали, что кролика бы нашли – по чипу – живого или мертвого. Но я кивнула. А глаза Вики говорили: тебе что на самом деле надо?
Я вздохнула:
– Извините.
– Да пожалуйста. К поезду лучше вон той тропинкой. Так короче, – махнула она.
