– Простите, Екатерина Дмитриевна, это я звонок отключила, – чувствуя себя отвратительно, понимая, что утопает в собственной лжи, но не в силах ничего изменить, Варя постаралась, чтобы ее голос звучал виновато. – Доктор сказал, маме нужно больше спать, и просил ее совсем-совсем не беспокоить.
Лоб соседки разгладился, брови вернулись на место. Кажется, ответ ее удовлетворил. На время.
– Ну, раз доктор сказал, то конечно, – многозначительно пробормотала она. – Повезло твоей маме, такая у нее дочь помощница.
Варя скривилась, как от зубной боли. Хороша помощница! Это из-за нее мама пропала! Из-за нее! Она скомканно попрощалась с соседкой и торопливо выскочила на улицу.
– Ты, если что понадобится, не стесняйся, заходи, – летел ей в спину гулкий бас Екатерины Дмитриевны.
Зимний ветер злорадно съездил по лицу колючей снежной метлой. Варя сгорбилась, спрятала нос под вязаным шарфом. Навстречу ей двигались такие же согнутые ветром, запеленатые в зимние одежды мумии. Метель стучалась в стекла, громыхала свесами, завывала в водостоках. Казалось, холод вечен, как вечны острый пронзающий ветер, сугробы вместо травы и черные каркасы деревьев.
В «Бородинском», у лотка с овощами и фруктами, пахло погребом. Снулый охранник мазнул по девочке равнодушным взглядом и принялся обкусывать ноготь на большом пальце. Варя сложила в корзину заветный лимон, яблоко и пару бананов. Прошлась по отделам, прикидывая, чего нет в холодильнике. Молоко, упаковка йогурта, пачка овсяной каши с фруктами и орехами, пачка сосисок, макароны, буханка черного хлеба; корзинка становилась все тяжелее.
В короткой очереди у кассы Варя заглянула в кошелек. В отделе для купюр сиротливо лежали две сотенные бумажки. Еще в кармашке для мелочи набралось монет почти на пятьдесят рублей. Варя закусила губу, раскачиваясь с пятки на носок. Мужчина перед ней расплатился и вышел, унося два огромных пакета. Кассирша со скучающим видом посмотрела на Варю.
– Подходите, пожалуйста, не задерживайте очередь, – раздался недовольный женский голос за спиной.
Варя кивнула, круто развернулась и вновь пошла по отделам, выкладывая продукты обратно на полки. Когда она вернулась, в корзине лежало пять упаковок быстрой лапши, полбулки хлеба и… лимон. Когда мама вернется, она захочет чая с лимоном. Когда мама вернется, все будет как прежде.
* * *
Двор манил, как манит в детстве все страшное и опасное. Проверить границы дозволенного, преодолеть себя. Сходить на соседнюю улицу, где могут поколотить мальчишки-хулиганы, сделать сальто в сугроб с крыши гаража, пробежать по кирпичной стене недостроенного дома, залезть в городской коллектор, кинуть освежитель воздуха в костер, сделать солнышко на качелях – мальчишеские развлечения, нечуждые и девочкам. Опыт, пришедший через страх, пропитанный тайной и сладковатой жутью, – самый ценный. Память бережно хранит его как драгоценность. Все, что будет дальше, отталкивается именно от первого страха, низвергнутого всепобеждающим детским бесстрашием.
Ведь это понарошку, не взаправду, и на самом деле ничего плохого случиться не может. Так думала Варя, и Двор в круговерти вечного снегопада молчаливо с ней соглашался. Там странно, там жутко – но я хочу туда снова. Так думала Варя по дороге из школы домой, и шумная улица гудела, подтверждая, что было бы неплохо вновь окунуться в тишину заоконного мира. Вот бы рассказать кому-нибудь, сводить туда Аню или маму. Маму было бы здорово. Так думала Варя в троллейбусе, возвращаясь с тренировки по скалолазанию, но скользящие по проводам металлические рога громко клацали, говоря: рано, рано еще, им еще рано!
Конечно, Варя вернулась туда. В Национальной библиотеке завертелась карусель предновогодних мероприятий, и мама приходила поздно. Усталая, готовила нехитрый ужин, принимала душ и падала на диван перед телевизором. Одним ухом слушая канал «Культура», а другим Варю, мама быстро начинала клевать носом, а вскоре и вовсе засыпала. Варя укрывала ее одеялом, заботливо подтыкая каждый уголок – почему-то это казалось особенно важным, – выключала телевизор и шла в свою комнату. У нее был свой телевизор – рябое от снежных помех окно, за которым раскинулся Двор.
К ночи ветер всегда усиливался, размазывая желтые кляксы фонарей по пешеходным дорожкам. Окна загорались и гасли, подмигивали гирляндами, мельтешили силуэтами незнакомых людей. В настоящем Петрозаводске снег все никак не мог лечь нормально. То заметал дороги и дома, словно спешил отдать долги сразу за весь месяц, то растекался в жидкую кашицу, что по ночам схватывалась в тонкую ледяную корку, на которой ломались ноги и бились автомобили. А в Петрозаводске по ту сторону окна уже выросли огромные снежные валы и молчаливый дворник порой махал лопатой несколько часов кряду.
Тем субботним утром снег за окном почти перестал. Дворник исчез, оставив после себя ровные, посыпанные песком тропинки и покатые снежные редуты. Зато на площадке наконец-то появились сестрички Ярвинен. Как ни в чем не бывало, они махали Варе руками. Их обезьяньи мордочки, растянутые в искренних улыбках, сияли. Словно не было того страшного вечера и предательского бегства. Мама с утра ускакала на работу, едва успев позавтракать, поэтому Варя даже не раздумывала.
Сестрички даром времени не теряли, успели построить две крепостные стены, украшенные тупыми зубцами, и даже возвели подобие сторожевой башни. Сердито топая по рыхлому снегу, Варя ворвалась в замок, как жаждущий мести рыцарь. Встала руки в боки, недовольно поджав губы, но не успела сказать даже слова. Липкий снежок ударил ее в плечо, и обиженный голос закричал:
– Эй, нечестно! Это не по правилам!
– Чтооо? – Варя растерянно захлопала ресницами.
Из-за сторожевой башни высунулась голова Оли. Ярвинен махнула рукой, указывая в просвет между стенами.
– Там ворота! – подсказала она. – Если хочешь завоевать наш замок, то штурмуй по правилам!
– Я вообще-то… – хмуро начала Варя, – я пришла…
Еще один снежок угодил ей в ногу. Два следующих просвистели над самым ухом. Варя растерянно отступила. Она хотела крикнуть, чтобы девочки немедленно прекратили заниматься глупостями, но очередной метко брошенный снаряд запечатал ей рот вместе со словами.
– Ну ладно!.. – свирепо промычала Варя, утирая лицо и отплевываясь.
Под градом выстрелов с крепостной стены она наклонилась, быстро слепила несколько снежков и с диким криком ринулась в атаку. Она уворачивалась и кувыркалась, подбегала вплотную к «воротам», чтобы тут же отступить под шквальным огнем защитниц. За качелями удобно было прятаться, а от песочницы – стрелять. Варя поскальзывалась, падала, теряла боеприпасы, не замечая, что хохочет и взвизгивает вместе с сестричками.
Наконец ловким броском она угодила в голову Яне. Та, трагически вскрикнув, повисла на стене. Оля тут же вскинула руки вверх, вышла на открытое место.
– Я сдаюсь! – закричала она тонким испуганным голоском. – Мир?!
– Вот еще! – хмыкнула Варя, от души запустив снежком ей в живот.