Ашингтонский акцент с надменной ноткой.
– Надеюсь, что сможешь, дорогая. Мне нужно поговорить с Кристофером Элиотом.
Она мгновенно ответила, как автомат:
– Мистер Элиот сегодня весь день занят, к сожалению. Возможно, его секретарь сможет вам помочь.
Вера положила на стол удостоверение.
– Как я сказала, мне нужно поговорить с мистером Элиотом. Просто покажите нам, где его офис. Не стоит о нас предупреждать. – Проходя через дверь в коридор, она остановилась и развернулась, наслаждаясь возмущением на лице женщины. – Очень скоро на парковке начнут работать наши люди. Обеспечьте их чаем и кофе, пожалуйста. Премного благодарна.
Джо, стоявший рядом, закашлялся, и Вера почувствовала себя на вершине мира.
Офис Элиота был на втором этаже с видом на лес и холмы вдали. Она подумала, что здесь он, наверное, скорее чувствовал себя как дома, чем в белом доме. Возможно, он был военным. Офицером, конечно. Одним из тех, кто мог собрать все свое добро в рюкзак и одинаково хорошо служить в Афганистане и Южной Джорджии. Наверняка в его паспорте стояли штампы со всего мира. Но сейчас его штаб-квартира была здесь. На стене висела карта с красными кнопками по всему африканскому континенту. На столе стояла фотография двух маленьких мальчиков.
– Это Патрик? – Вера указала на младшего. Он был худенький, больше похожий на отца, чем на мать.
Элиот сидел за столом. Он приподнялся, когда Вера зашла:
– Инспектор Стенхоуп? – приветствуя и прохладно интересуясь причиной вторжения одновременно. После ее вопроса он посмотрел на фотографию. По выражению его лица было невозможно понять, о чем он думает. – Да, это Патрик. Это фотография с его второго дня рождения. Через неделю он погиб.
– Дома его фотографий нет, – утвердительно сказала Вера.
Он нахмурился.
– Мы все горюем по-разному, инспектор.
– Вы никогда не думали о том, чтобы завести еще одного ребенка?
Вера думала, что он скажет ей, что это не ее дело, как поступила бы она, но, возможно, он был благодарен возможности поговорить об этом, пусть даже с чужим человеком.
– Я бы хотел еще одного ребенка, но Вероника и слышать об этом не могла. Сказала, что не может так рисковать. Вдруг что-то случится, что-то пойдет не так? Она не смогла бы вынести потерю еще одного ребенка. Это бы ее убило.
– Вам эта реакция не казалась преувеличенной? – спросила Вера осторожно и тихо.
Он пожал плечами.
– Я же говорю, инспектор, мы все горюем по-своему.
– Конечно. – «А ты горюешь, постоянно переезжая. Часы, проведенные в аэропортах, поездки на грузовиках по пыльным дорогам, новые лица, новые места. Никаких привязанностей». – Где вы познакомились с Вероникой?
На этот раз он усомнился в причине вопроса.
– Ну что вам, сложно, что ли?
И он ответил. Возможно, он так же привык исполнять приказы, как и отдавать их.
– В отеле «Уиллоуз». На вечеринке в честь помолвки. Друзья друзей. Кажется, я знал ее с детства. Знаете, как бывает, когда растешь в одной и той же местности. Ее родители были намного более знатными, чем мои, но у них не хватало денег. Там была эта печальная история о пожаре. Дом был не застрахован. Но впервые пообщались мы на вечеринке в «Уиллоуз». Вероника, кажется, уезжала. Работала няней у друзей ее родителей, в Скоттиш-Бордерс. Она выглядела прелестно. Она и сейчас такая, конечно, но тогда она была просто потрясающе красива.
«Верность. Еще одна добродетель военного».
Он вытащил из кошелька маленькую фотографию. На ней была Вероника лет двадцати. Очень худая и бледная. Длинные темные волосы, откинутые с лица. Серьезная. Ни намека на смех.
– Саймон был первым ребенком Вероники? – спросила Вера.
– Конечно! – Он рассмеялся. – Это была очень простая беременность. Никаких проблем, никаких выкидышей. Ничего такого. Он родился чуть раньше срока, я пропустил сами роды. Вернулся с Ближнего Востока, когда все хлопоты были позади. Но все прошло очень гладко. Поэтому я думал, что мы можем рискнуть и завести еще одного ребенка после смерти Патрика. – Он посмотрел на нее. – К чему это все, инспектор?
– Копаюсь в прошлом, – весело ответила она. – Просто любопытство. Но я здесь не для этого. Я здесь потому, что на улице стоит машина, принадлежащая пропавшей женщине.
– Что?
– Конни Мастерс. Она живет в Мэллоу-Коттедже, прямо через дорогу от вас.
– Я слышал о ней от жены, но никогда с ней не встречался.
– Значит, вы не знаете, что ее «Ниссан Микра» делает у вас на парковке?
– Простите, инспектор, не имею ни малейшего понятия.
Он посмотрел на нее ясными серыми глазами, и впервые в жизни Вера не могла понять, говорит человек правду или нет. Она представила себе его за деловыми переговорами. Или за игрой в покер. Он был бы хорош. Даже если он блефовал, его лицо это не выдало бы.
Она встала, заметив, что Эшворт удивился, что она готова оставить все как есть. У двери она остановилась и развернулась, посмотрев Элиоту в глаза.
– Патрика похоронили? – спросила она. – Могила есть?
Даже если вопрос его и шокировал, он этого не показал.
– Нет. Его кремировали. Так решила Вероника.
– А пепел рассеяли по Гриноу, ее старому семейному поместью.
Утверждение, а не вопрос.
– Да.
– По этой причине это место так для нее важно? – спросила Вера.
– Оно важно для всех нас.
На этот раз Вера вышла из офиса и аккуратно закрыла за собой дверь.
Глава тридцать восьмая
По дороге от бизнес-парка к Барнард-Бридж Вера молчала, лишь один раз ответив на звонок. Джо Эшворт подумал, что звонил парень из соцслужбы, потому что Вера назвала его Крейг, но он не понимал, к чему все это. Крейг говорил, Вера слушала, и так всю недолгую дорогу. Они по-прежнему, вопреки всем правилам, ездили на «Лендровере» Веры, – тому было лет сто, и он мог сломаться в любой момент. Вера же говорила, что, если дорогу затопит, они хотя бы смогут проехать. Окна толком не закрывались, двигатель работал так громко, что Джо казалось, будто они в танке. Воняло дизелем.
Они заехали на гравийную дорожку перед белым домом, и она наконец заговорила:
– Здесь будешь молчать, хорошо? И записывай. В подробностях. Нам это понадобится в суде.
Вероника открыла им дверь, как только они постучали. Она выглядела бледной и напряженной, напомнив Эшворту фотографию, которую им показывал в офисе Кристофер Элиот. От жесткости не осталось и следа. Она снова была уязвимой молодой женщиной, одетой в длинное непромокаемое пальто и резиновые сапоги.
