— Такой сложной и долгой может быть только месть, — ответила им Селения. — Понять бы, кто мстит, кому и за что.
— Хорошо бы поговорить с Иолой Валенс, потому что с ее мужа все началось. Но меня даже с ордером на порог не пустят.
— Мы с Селенией могли бы завтра съездить, напиши только, о чем спросить. А сейчас давайте я вас отвезу по домам. Надо отдохнуть и перебрать все на свежую голову.
На самом деле Фине готов был рассуждать еще и еще, но Селения зябко куталась в пальто, и ему стало невыносимо на это смотреть. Да и усталость Киры он чувствовал уже физически.
В машине Кира почти сразу уснула, поэтому ехали молча. Когда героиню дня довезли до дома, Селения осторожно разбудила ее, проводила до лестницы и вернулась только убедившись, что она зашла в квартиру и закрыла за собой дверь.
Вечер уже накрыл город серыми тягучими сумерками, и по округе то тут то там загорались фонари, вывески и прочая иллюминация. Селения слышала, что на равнинах к югу от Северного хребта день длился дольше, но сама никогда не бывала где-либо кроме Гесана и ранние сумерки были самой стабильной частью её жизни.
«Как это вообще могло случиться?»
Она снова и снова прокручивала в голове детали знакомства и встреч с эмпатом из Ночного квартала, но не хотела верить, что это всего лишь хорошо разыгранная пьеса. Там на крыше Кира тактично пропустила этот момент в своем рассказе, и Селения была ей за это благодарна.
«Знает ли Адис?»
Она сидела на переднем пассажирском сиденье, но повернуться в сторону бывшего мужа не решалась, поэтому всю дорогу старательно разглядывала рекламные щиты и пешеходов. Очень хотелось поскорее оказаться дома.
«Что нам теперь делать?»
Селения не выдержала и все-таки посмотрела на Адиса. Он сосредоточено вел машину и, казалось, забыл, что едет не один. Но вид у него все равно был растерянный.
— Вот и приехали, — вдруг сказал он и остановился у многоэтажки.
— Спасибо. Спокойной ночи, — она ушла, так и не спросив ничего.
Фине смотрел, как ее силуэт растворяется в сумерках и думал о том, что Кира не все рассказала сегодня на крыше, что-то наверняка осталось между девушками. Более того, он догадывался, чего это касается и с кем связаны душевные страдания бывшей жены, и даже хотел пересказать ей снова момент о том, что для подпитки внушения нужен постоянный контакт с источником, дополнив это последними словами Сандзи, о которых умолчал.
Хотел и не смог. Это значило бы признаться в своей глупости, в своих сожалениях. Но приятнее было думать, что во всем виноват кто-то другой. Кто угодно, только не он сам.
«Давай честно, над тобой даже стараться не пришлось».
Нестерпимо хотелось завернуть в какой-нибудь бар. За десять лет это было первое настолько изматывающее расследование. Ему даже начинало казаться, что ничего у них не получится, и больших сил стоило не показывать этого коллегам.
Вспомнилось выражение лица Боши, когда она заявила, что не двинется с места, пока у палаты не выставят охрану. Прямой взгляд, челюсти сжаты, подбородок чуть приподнят. Адис поймал себя на мысли, что завидует ее бесстрашию. Стало смешно и неловко. Он улыбнулся сам себе и съехал с проспекта на примыкающую дорогу в сторону спального района. Домой.
34
— Это совершенно точно был сосуд шестого! Они вернули душу в тело! — Анита Бэм металась по небольшой гостиной типовой квартиры. — Выставили охрану. Не из полиции, между прочим. Они точно знают что-то!
— Ну, по крайней мере у нас теперь есть тот шаман, — попытался успокоить ее Эмир.
Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на огни ночного города.
— А шестого они куда дели по-твоему? Ты не понимаешь, с ними была шаманка из Дома белого ворона! Они могли устроить допрос! — Анита остановилась. На лице ее застыла гримаса не то возмущения, не то испуга.
— Думаешь, он им все выложит? — Эмир оглянулся.
— Она.
— Какая разница? Кто из нас вообще помнит изначальное, — он снова уставился в окно.
— Я этого так не оставлю.
— Эй, только давай без глупостей? Мы и так налажали.
— Не мы, а ты! — она ткнула указательным пальцем в сторону Эмира.
— Зато я добыл три полезных тела!
— Их начнут искать и все рухнет!
— Мне извиниться перед ними и выпустить обратно?
— Заткнись, а? — Анита шумно выдохнула и зашагала в прихожую.
— Ты куда, эй? — крикнул он ей вслед.
Ответом ему был хлопок входной двери. Эмир покачал головой и поплелся на кухню, где его ждал кусок парного мяса с кровью. К такому рациону сложно привыкнуть, но свои плюсы в этом были. Например, такого стейка вампиру его комплекции хватало на двое суток.
Пить человеческую кровь он так и не смог. Вернее, прежний Эмир делал это регулярно. У Дома хрустальной розы были договоренности со всеми станциями переливания крови по стране, поэтому в питании нужды вампиры общины не испытывали.
По правде говоря, многих вещей понять все еще не удавалось: к сожалению, память уходила вместе с душой, и, прежде чем переселяться, следовало хорошо изучить объект. Но с вампирами детального изучения не вышло.
Подобраться к кому-либо из подданых Павича оказалось невозможно по той простой причине, что держались они всегда небольшими группами. Будучи ночными жителями, вампиры занимались всеми возможными профессиями, где предусматривались ночные смены. И, как правило, мест для кого-то еще не оставалось. А вот Эмир был отщепенцем и поплатился за это.
Судить, насколько хорошо подходят вампирские тела, было еще рано, однако же кое-какие выводы он уже сделал. Например, жить по ночам ужасно скучно, ведь все самое интересное всегда происходило днем. Уровень ментального воздействия тоже не радовал. Максимум, на который были способны вампиры, это заставить совершить какие-либо действия или же наоборот — лишить воли. В то время как Император мог внушить ненависть, гнев, сомнения, страх, заставить подчиняться, даже не произнося приказа вслух. Все-таки найти кого-то из древних было бы самым удачным развитием событий.
Одного такого ему посчастливилось поймать сегодня вместе с шаманом. Одно было обидно: по старшинству право на такой трофей имел первый. Он, конечно, уважал первого, ведь тот постоянно его поддерживал. Но колючее чувство зависти не давало покоя.
«Это ведь я нашел идеальную оболочку! Почему я должен ее отдавать? Несправедливо».
Несправедливым происходящее считала и Анита Бэм. В расстроенных чувствах она размашисто шагала на парковку, проклиная слишком жесткие туфли. Удивительно, но даже в чужом теле всякого рода неудобства ощущались как свои. Было противно носить эту обувь, эту одежду, рисовать каждое утро лицо, а еще копаться в трупах и постоянно что-то читать про них. Учебы было столько, что главная цель порой забывалась.
