Послесловие
С 1940 года Советский Союз был отделен от Европы тремя границами. Строительство первой из них, продолжавшееся до 1939 года, описано на страницах этой книги; она очерчивала то, что можно считать полностью подконтрольной территорией социалистической родины. Этот рубеж отнюдь не исчез в одночасье: его следы надолго остались в памяти людей и территорий; так, он стал барьером на пути еврейских беженцев, пытавшихся найти спасение перед лицом немецкого наступления летом 1941 года. Ведя борьбу с оккупантами на территории Белоруссии, партизаны в 1942 году отлично знали, когда их акции осуществлялись «за кордоном», то есть к западу от линии Минск – Рига
[861]. Отправляясь в Таллин или Львов в 1980-е годы, советские граждане воспринимали это как поездку за рубеж, в Европу. Вторая граница появилась в результате аннексий 1939–1940 годов, а затем подверглась некоторым изменениям в 1944–1945 годах. С советской точки зрения эта линия являлась законной государственной границей. 16 декабря 1941 года, в момент, когда Прибалтика, Украина, Белоруссия и часть России были оккупированы немцами, Сталин подчеркнул в беседе с британским министром иностранных дел сэром Энтони (Антони) Иденом, что «Советский Союз считает необходимым восстановление своих границ, как они были в 1941 году, накануне нападения Германии»
[862]. Наконец, третья граница была участок за участком выстроена в 1944–1949 годах вдоль контуров советского блока в Европе. Она получила название «железный занавес» (карта 16).
В послевоенной системе можно без труда увидеть матрицу, которая восходила к рассматривавшейся в этой книге пограничной политике 1920–1940-х годов.
В первую очередь был немедленно задействован, а через несколько лет – экспортирован во все страны Восточного блока опыт полицейского управления границами. Новые пограничные области и республики, аннексированные Москвой в 1939–1940 годах, затем оккупированные немцами в 1941 году и вновь занятые Красной армией в 1944 году, образовали дугу активного сопротивления советскому режиму, что поставило перед Москвой задачу превращения новых враждебных окраин в надежные, лояльные зоны. Эти проблемы были более сложными, но по своей природе схожими с теми, что встали перед большевиками по окончании Гражданской войны; для их решения, однако, были применены методы, выработанные в конце 1930-х годов: закрытие границы, борьба с нелегальными пересечениями, создание запретной зоны, отселения, депортации и вселение лояльных граждан
[863]. Новая граница, возникшая в 1940 году, уже в 1946–1947 годах была столь же закрытой, как и старая граница в 1939 году. Она находилась в полной власти пограничников и сотрудников СМЕРШа. Подобно их предшественникам, но в гораздо более жесткой форме, жителям периферийных зон приходилось усваивать разнообразные ограничения и «правила пользования» советской границей. Между окончанием Первой мировой войны и полным пресечением контактов с внешним миром прошло около пятнадцати лет, в течение которых обитатели приграничных районов постепенно привыкали к новому политическому и идеологическому рубежу. У тех, кто оказался жителем пограничья в 1945 году, на это было не больше года.
Приспособиться к закрытию границ было особенно трудно оттого, что, в отличие от 1920-х годов, новые рубежи нередко проходили прямо по деревням и городкам. Географ Анси Пааси изучила этот вопрос на примере финского поселка Вяртсиля, который в межвоенный период располагался в 100 км к западу от границы и насчитывал около 6 тысяч жителей
[864]. 8 августа 1940 года в результате демаркации, последовавшей за подписанием советско-финляндского мира в марте того же года, поселок был разделен надвое. Треть жителей осталась в Финляндии, тогда как промышленная зона и рабочий квартал оказались в СССР. Две части поселка отныне разделяли ничейная полоса шириной от 400 до 1000 м и колючая проволока, шедшая вдоль 10-метровой распаханной полосы. Так на советской границе, обгоняя время, вырастал первый железный занавес со своей серией маленьких Берлинов. В Закарпатской Украине, присоединенной на исходе войны
[865], новая граница, демаркация которой была осуществлена осенью 1945 года, разрезала надвое ряд населенных пунктов, в частности венгерскую деревню Малые Селменцы (Kisszelmenc).
Пока пограничники не видели, через заборы, ставшие государственной границей, шел обмен информацией: с помощью криков и песен бывшие односельчане сообщали друг другу о свадьбах и кончинах, а доносящийся из-за границы звон колокола позволял принять участие в церковной службе на расстоянии
[866]. С точки зрения местного населения, навязанная сверху военно-полицейская черта была абсурдной и несправедливой. Порой разделенным границей семьям на протяжении свыше десяти лет не удавалось связаться со своими близкими. Новый рубеж так никогда и не был по-настоящему принят и усвоен жителями. Проводимая большевиками в межвоенный период политика переустройства пограничных районов привела к возникновению коренных отличий по сравнению с существовавшими тогда в Восточной Европе политическими системами. После 1945 года все было совсем иначе, ведь в соседних государствах тоже были установлены социалистические режимы. Возведение новых непроницаемых рубежей на западе СССР породило лишь фрустрацию. Когда в начале 1990-х годов границы были полностью открыты, пришло время долгожданных встреч. С особой силой это проявилось на бывших мультиэтнических окраинах Австро-Венгерской империи. Как показало социологическое исследование Джессики Аллины-Пизано, крестьяне венгерского происхождения, живущие по обе стороны границы между Словакией и Украиной, стали, как это ни парадоксально, чаще приобретать гражданство одной из этих двух стран после исчезновения советского строя и последовавшего за ним открытия границ
[867].
