При этом у пограничников были все шансы самим стать жертвами террора. По роду своей службы они находились на переднем крае советской территории, постоянно соприкасаясь с заграницей и этническими меньшинствами, населявшими окраины. Работая рука об руку с военной контрразведкой, Особым и Иностранным отделами НКВД, пограничники имели дело с самыми различными агентами, в том числе двойными, тройными и т. д. В безудержной борьбе, которую сталинский режим вел с пятой колонной, грозившей, как считалось, в случае внешней опасности изнутри атаковать советский строй, пограничники могли показаться идеальной мишенью. Наконец, тот факт, что погранохрана находилась на пересечении интересов, с одной стороны, Красной армии, снабжавшей ее призывниками, а с другой – НКВД, которому она подчинялась, делал ее особенно уязвимой перед лицом различных волн репрессий, которые обрушились с весны 1937 года на военных, а затем на чекистов вслед за арестами Ягоды и Ежова. Как обстояло дело в реальности?
Эта тема является предметом табу. Несмотря на обилие публикаций pro domo sua, посвященных пограничникам, возможные чистки в их отношении нигде не упоминаются. Ни в публичных обвинениях, ни в секретных директивах 1936–1938 годов не звучит идея возможного предательства со стороны пограничников. Показательно секретное сопроводительное письмо, приложенное Ежовым к оперативному приказу НКВД СССР № 00485 от 11 августа 1937 года, который дал сигнал к началу польской операции
[186]. В подробном описании «фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР», которое содержалось в этом письме, не было забыто почти ни одно учреждение, действовавшее в пограничных районах или поддерживавшее связи с заграницей
[187]. Главной мишенью были при этом Красная армия и Военно-морской флот, а среди их руководителей – И. С. Уншлихт, который, как мы видели, сыграл важную роль в организации пограничной службы в 1920-е годы. Наркоминдел, Коминтерн, Разведупр, а также Особый, Иностранный и Контрразведывательный отделы НКВД также фигурировали в этом 30-страничном документе в качестве рассадников польских шпионов. А ведь они участвовали на протяжении ряда лет в координации пограничной службы. Таким образом, пограничники выступали в роли косвенных мишеней в силу своей принадлежности к системе НКВД и своей близости к некоторым из наиболее затронутых репрессиями отделов. Но эксплицитно они никогда не упоминались.
На индивидуальном уровне чистки затронули при этом всех чекистов, имевших отношение к руководству пограничной службой между серединой 1920-х годов и 1938 годом
[188]. В 1937 году были арестованы те, кто занимал эти должности до Великого перелома, начав карьеру при Дзержинском, в составе космополитической ЧК: потомок швейцарских итальянцев А. Х. Артузов, выходец из Виленской губернии поляк Я. К. Ольский, уроженец белорусского штетла З. Б. Кацнельсон, сын приходского священника И. А. Воронцов. Год спустя пришел черед следующих трех руководителей, русских по происхождению: Н. М. Быстрых, М. П. Фриновского и Н. К. Кручинкина. Все трое были расстреляны. A. А. Ковалев, возглавлявший ГУПВО-ГУПВВ в январе 1938-го – феврале 1939 года, был снят с должности и уволен в запас
[189]. На республиканском уровне чистка управлений погранохраны также являлась побочным процессом чисток в аппарате особых отделов, где работали чекисты, так или иначе связанные с контролем над границами. Т. Д. Дерибас, выходец из семьи казаков, член партии с 1904 года, начальник УНКВД по Дальневосточному краю, был арестован в августе 1937 года по обвинению в троцкизме и расстрелян год спустя по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Л. Б. Залин, еврей, уроженец Виленской губернии, сделавший карьеру в Иностранном и Особом отделах ОГПУ и НКВД, где он отвечал за Среднеазиатский военный округ, а затем служивший наркомом внутренних дел Казахстана, был арестован в июне 1938 года по обвинению в шпионаже и подготовке терактов и расстрелян в январе 1940 года. Та же участь постигла И. М. Леплевского, расстрелянного в июле 1938 года, после того как он в качестве наркома внутренних дел УССР в период с июня 1937 по январь 1938 года руководил репрессиями в этой республике и, в частности, организовал арест 38 командиров и политработников погранвойск, 200 сотрудников органов госбезопасности, 134 – милиции и 45 – транспортного управления. Все они были обвинены в принадлежности к «троцкистско-террористической организации» и работе на «ряд иностранных разведок, латвийскую фашистско-шпионскую организацию»
[190]. Репрессии в органах госбезопасности еще больше усилились с приходом его преемника, А. И. Успенского. В 1938 году был арестован 261 сотрудник аппарата НКВД УССР. Мишенью репрессий – в качестве партийных кадров – были также руководители политотделов. Так, 13 августа 1938 года по обвинению в террористической деятельности был арестован, а в июле 1941 года расстрелян Ю. Г. Гаупштейн, начальник Политотдела УПВО НКВД БССР
[191]. Как и в других учреждениях, чистки среди руководства погранвойск способствовали карьере других сотрудников. С. А. Гоглидзе и Ю. Д. Сумбатов-Топуридзе, с начале 1920-х годов служившие в погранохране в Закавказье, воспользовались восхождением Берии, чтобы в 1934 году, а главное, в 1937 году занять высокие должности в Грузии (Гоглидзе) и в Азербайджане (Сумбатов-Топуридзе)
[192]. В эти же годы на офицеров пограничной службы были распространены привилегии, которыми пользовался командный состав Красной армии. В августе 1937 года им были выделены санатории и дома отдыха
[193]. Чтобы ускорить продвижение по службе, были введены дополнительные звания для младшего командного состава
[194]. Наконец, были приняты меры, чтобы способствовать вступлению в партию комсомольцев, число которых среди пограничных и внутренних войск достигало 70 тысяч в 1937 году
[195].
