В силу государственной монополии на внешнюю торговлю в СССР все мелкие повседневные сделки с участием лиц, живущих по разные стороны границы, подпадали под определение мелкой контрабанды. В ежемесячных отчетах об охране границ на вопрос о том, кто составлял «основной контингент контрабандистов», таможенники Белоострова на Карельском перешейке неизменно отвечали: «Местные жители»
[322]. В те годы горизонт профессиональной и повседневной жизни еще не останавливался на границе: он включал пространство по обе ее стороны. Во многих записках и докладах, в которых речь идет о польской границе, встречается предложение разрешить ее переход местным жителям. Это было бы лучшим способом ввести различие между деятельностью настоящих контрабандистов и местных жителей, снизить уровень коррупции среди таможенников и милиции и заручиться поддержкой населения. В статье 6 принятого в 1923 году «Положения об охране границ» фигурировало понятие трансграничных отношений между жителями погранполосы. В определенных случаях им разрешалось переходить границу в местах таможенного контроля и в некоторых других пунктах, установленных пограничниками
[323]. 20 марта 1922 года РСФСР и Турция заключили соглашение о «малой границе», которое давало возможность жителям пограничной полосы шириной 15 верст получить пропуск для перехода границы в определенных местах. Продолжительность пребывания в Турции не должна была превышать 21 день, а груз, освобождаемый от уплаты таможенных сборов, был ограничен 15 кг. На западных рубежах, однако, такого рода соглашений не существовало. Хотя в только формировавшемся в тот момент Советском Союзе потребность в системе «малых границ» была не меньше, чем в случае государств, возникших на руинах Австро-Венгрии, ее создание наталкивалось на ключевой вопрос монополии внешней торговли, неотъемлемой составляющей территориального суверенитета. В октябре 1922 года Ленин, горячо отстаивавший этот принцип, выражал беспокойство перед лицом возможных мелких отступлений от него и подчеркивал, что он предпочитает иметь на границе дело со «специалистом-контрабандистом», чем с массой местных крестьян, ведущих легальную торговлю
[324]. Впрочем, серия декретов СНК предусматривала частичные и временные послабления и исключения, направленные на развитие импорта и экспорта на некоторых границах. Их целью было улучшить снабжение в районах, которые в силу разрушений, вызванных Гражданской войной, и удаленности от городских центров и транспортных коммуникаций страдали от постоянного дефицита товаров первой необходимости. Необходимость обеспечить восстановление хозяйства, борьбу с контрабандой и улучшение ситуации на границе привела к тому, что, несмотря на возражения Ленина, здесь в последующие годы трансграничные торговые связи носили в том числе децентрализованный характер благодаря участию в них частных предпринимателей и кооперативов. Так, на эстонской и латвийской границах вплоть до 1925 года крестьяне вели торговлю в лавках, расположенных на 100- или 200-метровой полосе, разделявшей советских и иностранных пограничников, и никто не считал их контрабандистами
[325].
Пограничье глазами контрабандиста, 1922–1924 годы
Контрабанда была, таким образом, одним из важных аспектов функционирования советской границы. Стоит подробнее остановиться на том, что представляла собой жизнь контрабандистов, и на том, как они воспринимали новые рубежи. Сделать это нам поможет уже упоминавшийся выше роман Сергея Пясецкого «Любовник Большой Медведицы». В этом тексте, носящем в значительной мере автобиографический характер, рассказывается о жизни контрабандистов на пограничной территории площадью около 40 кв. км, расположенной между Раковом на западе, Минском на востоке, Радошковичами на севере и Столбцами на юге. Роман был написан в 1935 году в тюрьме, куда Пясецкий попал девятью годами ранее, после того как вынесенный ему за вооруженное нападение смертный приговор был заменен на 15-летний тюремный срок (это было сделано по ходатайству 2-го отдела Генштаба, то есть польской разведки, на которую он работал в начале 1920-х годов). Роман принес ему известность и даже обеспечил досрочное освобождение в 1937 году, за которым последовала карьера писателя.
Выходец из семьи мелкой обрусевшей шляхты, Пясецкий рано потерял мать и воспитывался в деревне, в доме щедрого на наказания отца
[326]. Затем он учился в русской школе в Минске и Бобруйске, а в 18 лет ушел в леса, где вместе с поляками и белорусами сражался с большевиками. Семья Пясецкого оказалась по обе стороны новой границы, предусмотренной Рижским договором: большая часть отцовской родни и знакомых осталась на советской территории, а сам Пясецкий обосновался в Ракове, на территории независимой Польши.
После демобилизации 12 мая 1921 года Пясецкий так и не вернулся к обычной мирной жизни. Благодаря знанию нескольких языков, характерному для жителей приграничной зоны (он владел русским, польским, белорусским и местными диалектами), в августе 1922 года он завербовался агентом 2-го отдела Генштаба. Одновременно он начал подрабатывать контрабандой.
Следует заметить, что в пограничных районах шпионаж и контрабанда были тесно связаны. Почти все профессиональные контрабандисты в тот или иной момент работали на военную разведку, а большинство плохо оплачиваемых агентов подрабатывали контрабандой. Это, кстати, не было тайной для белорусского ГПУ, которое в докладе от 31 октября 1923 года возлагало вину на соперников – сотрудников советской военной разведки:
Важную роль в развитии контрабандного промысла играют сотрудники Разведупра, кои находясь в пограничной полосе систиматически (sic!) оказывают содействие контрабандистам в получении контрабандного товара, а также и сами принимают активное участие в провозе таковой (sic!), посредством местного пограничного населения
[327].
Пясецкий учился ремеслу у опытного контрабандиста Юзефа Трофиды. Именно с этого эпизода, произошедшего осенью 1922 года, начинается его повествование. Его действие разворачивается в течение двух лет, охватывая, таким образом, три «золотые осени» – три «бархатных сезона» контрабандиста. Эта деятельность, становившаяся все более опасной, не раз приводила его в советские и польские тюрьмы. В феврале 1926 года его выгнали из 2-го отдела Генштаба за «вымогательства, убийства и несоблюдение договоренностей». После неудачной попытки поступить в Иностранный легион он вплоть до ареста промышлял кражами и грабежами в Вильно.
