Польская версия событий была иной. Каждый пограничный инцидент приводил к появлению двух противоречащих друг другу рапортов, опиравшихся на показания пограничников и местных жителей. Несмотря на псевдополицейскую точность, эти версии позволяли себе весьма вольное обращение с фактами. Одним из главных спорных вопросов была глубина проникновения на соседнюю территорию. В пограничных соглашениях проникновение более чем на 2 км рассматривалось как один из признаков его преднамеренного характера
[441]. Не менее важным было наличие доказательств участия в нападении регулярных войск.
Советская сторона отказывалась видеть в ямпольских инцидентах проявление местных конфликтов между пограничниками, а главное, результат случайных пересечений границы в условиях, когда, несмотря на некоторые успехи в создании просек и дозорных дорог, линия границы еще оставалась слабо интегрированной в ландшафт. Хотя число убитых было небольшим (по одному с каждой стороны), стремление советской стороны увидеть в этих событиях преднамеренные действия польской армии и разведки превращало пограничный инцидент в доказательство существования у поляков широкого плана агрессии.
В этих условиях Чичерин направил 4 и 15 июля две ноты протеста польскому поверенному Кентжинскому. Помимо отправки комиссии для расследования, он требовал принять самые срочные меры с целью гарантировать нерушимость границы в будущем. Странное требование вывести с советской территории польские войска вызвало возмущенную реакцию польского поверенного, заявившего, что на территории СССР нет ни одного польского солдата!
Вслед за ямпольскими инцидентами в начале июля на Украине была развернута пропагандистская кампания, в центре которой стоял лозунг «Руки прочь от Советского Союза». В коллективных письмах протеста трудящиеся шумно клеймили польскую агрессию, направленную против «советской территории» и «наших погранзастав». На улицах Киева, Полтавы и Чернигова были расклеены бюллетени РОСТА в сопровождении телеграммы, сообщавшей о нападении на пограничников. Пролетариат требовал принятия решительных мер против провокаций, толкавших СССР на путь войны, и говорил о своей готовности по первому зову встать на защиту октябрьских завоеваний, а представители Красной армии и комсомола заявляли о своей решимости отразить атаки «польских панов».
Так в 1925 году пограничный инцидент стал отправной точкой для антивоенной кампании. Чтобы быть воспринятым всерьез, инцидент должен был включать то, что советские отчеты именовали «нарушением пограничного мира», то есть пересечение границы солдатами и офицерами соседнего государства.
Для урегулирования этих пограничных инцидентов были применены, казалось бы, уже опробованные раньше меры. Тем не менее они свидетельствовали об особом внимании, уделяемом отныне нерушимости границ. В Ямполе была образована смешанная паритетная комиссия
[442], и 25 августа составлен протокол о ликвидации инцидентов
[443]. Еще до этого, 3 августа, с Польшей был подписан новый договор о разрешении пограничных конфликтов; он опирался на заключенное годом ранее аналогичное соглашение с Румынией
[444]. Согласно этому документу, в сложившейся ситуации не было ничего по-настоящему нового; как и в момент окончания войны, источником напряженности на границе был хронический бандитизм, характеризовавшийся вооруженными нападениями и грабежами. Для их предотвращения следовало ввести упрощенные двусторонние процедуры разрешения конфликтов на местном уровне, силами пограничников; это должно было, в частности, касаться выдачи виновных и выплаты компенсаций за причиненный ущерб
[445].
Тем не менее ряд положений, содержавшихся в протоколе от 25 августа, заставляет иначе подойти к его пониманию. Главная проблема, стоявшая за инцидентами в Ямполе, была связана с пересечением границы. Расхождения в позициях польской и советской сторон касались источников этих инцидентов. С точки зрения Варшавы, они были вызваны незаконным арестом и уводом на советскую сторону польских офицеров пограничной службы. Москва же утверждала, что польские военнослужащие намеренно пересекли границу в целях шпионажа, и потому их арест был совершенно законным шагом. Разрешение конфликта подразумевало, таким образом, прежде всего отправку в Польшу польских офицеров Стефана Рондоманского и Тадеуша Мончинского
[446]. К этому, однако, было добавлено интересное положение, которое будет использоваться и в дальнейшем. Стороны брали на себя обязательство систематически отправлять на родину задержанных пограничников и возвращать принадлежащих им лошадей, вещи и оружие. Исключение делалось только для тех, кто заявлял в присутствии смешанной комиссии о нежелании возвращаться на родину. Стороны должны были также предоставить в распоряжение комиссии, которая, таким образом, приобретала более важную роль, чем ранее, списки советских и польских пограничников.
Тема нерушимости границ стояла в центре мобилизации общественного мнения, прежде всего в УССР, где к населению впервые обращались с призывом защитить новую советскую родину («наш Союз») от провокаторов, действующих из-за кордона. Идея повседневной защиты территории и границы от польских посягательств способствовала слиянию концепций малой украинской родины, которую в тот момент продвигала большевистская национальная политика, и большой советской родины.
Кампания, посвященная военной угрозе, была также весьма эффективным инструментом укрепления мира. Это был отнюдь не единственный пример того, как советское руководство использовало напряженность для подписания соглашений в той или иной сфере.
Политбюро и Наркоминдел предполагали использовать эту угрозу, чтобы получить необходимые гарантии безопасности в рамках пакта о ненападении. Их целью было добиться от Польши примирительных жестов и в конечном счете заставить ее выйти из антисоветского блока, фундамент которого, как считалось, был заложен в Риге. Так, в июле 1925 года в верхах сочли, что антипольская кампания приняла на Украине слишком воинственный характер и что ее следует адаптировать с учетом существования внутри польских элит двух различных течений, одно из которых выступало за сближение с СССР. Еще одним инструментом, используемым советской дипломатией, чтобы добиться заключения договора о ненападении, было развитие торговых связей.
Инструментализaция польской угрозы происходила также в ходе переговоров с другими западными соседями и в отношениях с Францией. Речь шла о том, чтобы саботировать попытку Варшавы создать систему региональных гарантий в балтийском регионе. 26 августа 1925 года Чичерин предложил французскому послу в Москве Эрбетту заключить договор между СССР, Францией и Польшей о советско-польской границе. Это делалось с целью оказать давление на Варшаву. В конце 1925 года советской задачей было подписать пакт о ненападении с Польшей и другими западными соседями по образцу договора, заключенного с Турцией 17 декабря
[447].
