Новая перспектива защиты территории с оружием в руках имела, таким образом, дипломатическое дополнение, опиравшееся на предотвращение и мирное урегулирование пограничных инцидентов. Агрессией считалось пересечение границы. Все дипломатическое здание, строившееся с 1925 года в отношениях с соседними государствами, опиралось на два столпа: во-первых, пограничную дипломатию, во-вторых, двустороннюю и многостороннюю дипломатию. Соглашения об урегулировании пограничных инцидентов являлись частью первого направления и предполагали использование точно определенных процедур: назначение пограничных комиссаров, определение секторов действия и того, что следовало считать пограничным инцидентом. Двусторонние пакты и резолюции о ненападении относились ко второму направлению. Чаще всего соглашения, касающиеся границ, были шагом на пути подготовки более общих договоров. Так, в 1927–1929 годах, незадолго до того, как в 1929 году Советский Союз и его соседи подпишут подготовленный Литвиновым протокол об отказе от войны в качестве орудия национальной политики, был заключен ряд соглашений о порядке урегулирования пограничных инцидентов. Еще одна серия подобных конвенций была подписана в 1932 году, на фоне разработки пактов о ненападении между СССР и его соседями и обсуждения в ходе конференции о разоружении и в рамках Лиги Наций представленного Литвиновым проекта определения агрессии
[448].
В центре всего этого стоял строжайший запрет на пересечение границы. Этот критерий, хоть и подвергшийся модификациям в результате переговоров, присутствовал как в пактах о ненападении, так и в конвенции об определении агрессии, подписанной 3 июля 1933 года в ходе Лондонской конференции. Пересечение границы, синоним агрессии, могло принимать различные формы: обстрел с воздуха, моря или суши, несанкционированное проникновение вооруженных сил, нарушение территориальных вод, проникновение вооруженных банд в приграничную зону соседней страны
[449].
В советских действиях в отношении соседних государств, входивших в так называемый санитарный пояс, можно, таким образом, увидеть своего рода циклический механизм. Сигналом для его запуска послужил рассмотренный выше пограничный инцидент. Все началось с тревоги на границах, где наблюдались признаки, как считалось, согласованной странами санитарного пояса подготовки к враждебным действиям (правда, нападение ожидалось не сразу, а через 1–2 года). Отовсюду – из советских полпредств, иностранного отдела ОГПУ, от пограничников – поступали тревожные сообщения. Вторая фаза этого цикла включала в себя внутреннюю и публичную составляющую. С одной стороны, на уровне Политбюро в Москве и в республиках создавались смешанные комиссии, принимавшие те или иные меры, а с другой – набирала ход публичная антивоенная кампания. Можно при этом выделить три типа мер: чекистские (усиление погранотрядов, разведка, слежка за беженцами и эмигрантами по обе стороны границы), национально-революционные (усиление пропагандистской и информационной работы среди национальных меньшинств за рубежом) и дипломатические (попытки разрядить обстановку путем переговоров и подписания соглашений). Иногда одной из разменных монет в ходе переговоров в целях получения гарантий ненападения и ликвидации антисоветских эмигрантских организаций в прилегающих к советской границе районах выступали экономические связи.
Не ставя под сомнения важность кризиса весны 1927 года как поворотного момента во внутренней и внешней политике, следует подчеркнуть, что описанный выше механизм был создан весной – летом 1925 года, а отлажен в мае 1926 года, после переворота Пилсудского. При этом использование понятия «механизм» вовсе не означает, что советское политическое руководство действовало в духе Макиавелли, цинично манипулируя послушными винтиками-исполнителями. Для СССР не было ничего более естественного, чем верить в угрозу войны. Идеологическая враждебность европейских стран во главе с Великобританией и Польшей была очевидной. По логике большевиков, враждебный дискурс означал враждебные действия, а любое действие могло быть истолковано как подготовка к войне. Внешняя угроза и ее постоянный характер были, таким образом, чем-то гораздо более очевидным, чем какое бы то ни было мирное сосуществование. Одержимость идеей безопасности границ была частью политической культуры как тех, кто действовал на местах, так и руководителей, читавших их отчеты. О каком бы уровне ни шла речь, каждый актор своей интерпретацией и своими действиями способствовал запуску этого механизма страха. Административный аппарат обладал собственной, постепенно формировавшейся памятью и отрабатываемыми рефлексами. И потому, когда возникала необходимость, не было ничего проще, чем направить речи и действия в уже проложенное русло.
Стратегическая пограничная зона
Как показали Дэвид Глэнц и Олег Кен, одновременно с первым пятилетним планом индустриализации был принят план подготовки к войне
[450]. Восприятие угрозы со стороны соседей сыграло в этом ключевую роль. С июля 1925 года каждое советское учреждение готовило план мобилизации. Процесс ускорился под влиянием государственного переворота, произошедшего в Польше в мае 1926 года: как считалось, за ним могла последовать атака против Украины и Белоруссии. 26 декабря 1926 года Штаб Красной армии в лице Тухачевского представил членам Политбюро доклад об «обороне Союза Советских Социалистических Республик», в котором подчеркивалась абсолютная неподготовленность армии и всей страны к войне. По предложению Сталина было решено разработать план обороны. С этой целью в марте 1927 года была создана комиссия, в которую вошли Сталин, Ворошилов и Рыков. В мае она представила свои предложения. Во всей этой подготовке важную роль сыграла угроза со стороны Великобритании
[451]. В июле 1927 года на фоне чрезвычайно враждебной по отношению к СССР международной обстановки все учреждения представили свои планы мобилизации на случай войны
[452]. Разумеется, пограничные районы занимали центральное место как в этих планах, так и во всей подготовке к вооруженному конфликту. Как нельзя кстати в 1928 году комиссия по обследованию погранполосы была переименована в комиссию по укреплению погранполосы. 25 февраля 1930 года в распоряжении Центрального межведомственного эвакуационного совещания при штабе РККА имелся подробный план по каждому учреждению и участку в масштабах всех западных пограничных районов, включая Крым
[453]. Важнейшую роль в координации этих усилий играл созданный в 1920 году Совет труда и обороны (СТО) при Совнаркоме.
