Одним из способов заглушить отрицательные отклики на раскулачивание, проникавшие за границу, было поднять максимальный шум по поводу нарушений прав соседями. Дело в том, что СССР был не единственным, кто практиковал перемещения населения и репрессии в пограничных районах. К ним прибегали и соседние государства, режимы в которых становились в 1930-е годы все более авторитарными. В сентябре 1930 года за высылкой в СССР финских рабочих-активистов последовала – с согласия Политбюро – пропагандистская кампания трудящихся Ленинграда против фашизма в Финляндии, а также ссылка оппозиционеров и закрытие консульств в Выборге и Ленинграде
[514]. Как и Берлин, Москва обвиняла Варшаву в проведении антиукраинских и антибелорусских кампаний в Восточной Польше. Из зоны, находившейся под контролем польского Корпуса охраны границы, уже в 1928 году намечалось «переселить» лидеров местных организаций, а также «интеллигентов и полуинтеллигентов, русинско-украинских организаторов кооперативов и учителей»
[515]. Целью переселения было подорвать базы советского шпионажа в пограничной зоне, а главное, покончить с антипольскими терактами, практикуемыми украинскими активистами. Самая крупная операция с польской стороны пришлась на осень 1930 года, когда в Восточной Галиции и Западной Белоруссии в течение трех месяцев население около 450 деревень подвергалось коллективным репрессиями и арестам. Ответом на это стала энергичная кампания протеста в Лиге Наций, развернутая прежде всего Германией, которая профинансировала издание на английском и французском языках «черной книги», содержавшей фотографии и свидетельства: «Польские зверства на Украине» («Polish Atrocities in Ukraine», Нью-Йорк, 1931) и «Темная сторона Польши» («La plus sombre Pologne», Лозанна, 1931). В ответ Ватикан и польские католики распространяли информацию об убийствах украинских крестьян советскими властями. Газета «Осерваторе романо» публиковала многочисленные сообщения о репрессиях коммунистов против крестьян Украины и попытках последних бежать. Так, в статье, опубликованной 4 октября 1930 года, описывалось убийство 150 украинских крестьян с женами и детьми, расстрелянных на глазах у польских солдат при попытке пересечь границу. Эта информация распространялась на местах, в польских приходах.
В Советском Союзе чистки-депортации представали в роли постоянного инструмента управления пограничной зоной. Датированный 20 июня 1931 года список из 3979 человек, подлежавших выселению из пограничной зоны Белоруссии, свидетельствует о том, что раскулачивание отнюдь не отменило унаследованные от 1920-х годов категории подозрительных элементов, которые в дальнейшем будут использоваться в момент паспортизации (табл. 3).
Таблица 3. Категории, использованные в ходе выселений из пограничной зоны (БССР, 1931)
* Здесь и далее для обозначения категорий используется терминология источника. – Примеч. пер.
Источник: НАРБ. Ф. 4р. Оп. 1. Д. 2514. Л. 307–329.
К социальным критериям дискриминации, отсылавшим к реальностям царского времени и НЭПа, и к политическим оппонентам добавилась категория «антисоветский элемент». Ей было уготовано печальное будущее: когда сталинский режим приступит к строительству полностью лояльного общества, она станет использоваться повсеместно. Одновременно усиливалась роль шпионажа, признаком которого – в качестве характерного для пограничной зоны обвинения – считался незаконный переход границы и подозрительные связи с закордоном.
Красное казачество пограничных зон
Пограничные зоны являлись также, хотя и в меньшей степени, пространством колонизации. Так обстояло дело на Дальнем Востоке, в Средней Азии, на Кавказе, в Карелии и Мурманской области, где существовали огромные незаселенные территории. Тем не менее стратегия создания образцовых колхозов применялась даже там, где, как в приграничных районах Украины, Белоруссии и Крыма, свободная земля была редкостью. Рассмотрим подробнее историю начавшегося в 1928 году расселения вдоль границ демобилизованных красноармейцев с семьями.
В данном случае речь отнюдь не шла о советской новации. Во-первых, существовала традиция расселения на имперских окраинах солдат-крестьян (казаков), и если в первые годы после революции это наследие могло использоваться лишь имплицитно, то начиная с середины 1930-х годов на него вновь станет возможно ссылаться. Во-вторых, к этому методу прибегали и по другую сторону границы. В 1920-е годы Варшава поддерживала переселение на восточные окраины, кресы, участников советско-польской войны с семьями. В результате к 1939 году там жило от 6000 до 8000 семей «осадников». Можно также упомянуть применявшуюся Чехословакией практику размещения солдат-колонистов вдоль границы с Венгрией.
В СССР движение красноармейцев-колхозников стартовало в 1928 году на Дальнем Востоке. За него отвечали Наркомат по военным и морским делам и Наркомзем, но успех начинания зависел прежде всего от местных властей. Согласно подробному отчету Наркомзема от 16 июля 1933 года, в 1930 году было расселено 9415 солдат, из них только 21 % прибыл на новое место жительства в сопровождении родственников (3000 женщин, детей, родителей). В 1931 году в программе приняло участие 6900 солдат, большинство из которых были холостыми. Эти результаты были существенно ниже запланированных: 20 тысяч красноармейцев в 1930–1931 годах и 12 тысяч солдат с семьями в 1931–1932. Более того, 760 человек, недовольных условиями размещения, уехали сразу после приезда
[516].
17 мая 1931 года в ходе коллективизации эта политика была распространена на западные пограничные районы
[517]. В результате в 1931 году в 20 колхозов Ленинградской области, 10 колхозов Западного края и 5 колхозов Карелии прибыло 1500 семей. В 1932 году было создано 46 новых красноармейских колхозов и 7407 семей переселилось в 80 колхозов, расположенных на западной периферии
[518]. Зачастую речь шла о людях, ранее проходивших воинскую службу в пограничных войсках. Именно так обстояло дело в Средней Азии. В 1931–1932 годах в колхоз им. Евдокимова Тахта-Базарского района (Туркменская ССР) прибыло 30 пограничников и 52 солдата Туркменской дивизии с семьями, а в колхозе им. Ламанова Фархорского района (Таджикская ССР) поселилось 20 пограничников и 35 семей воинов 7-й кавалерийской дивизии. Этот список можно было бы продолжить
[519]. На пути красноармейского начинания стоял, однако, ряд препятствий.
