В этом тексте Сталина, ставшем известным в середине 1990-х годов и с тех пор часто цитируемом, использовался целый ряд положений, отсылавших к идее польско-украинского заговора и сформулированных пограничными властями в предыдущие годы. Он вновь ставил перед периферийными республиками задачу стать плацдармами и образцами. В этот момент Сталин начал последнее сражение в безжалостной войне, объявленной крестьянству и унесшей 6 млн смертей, в том числе 4 млн – на Украине. Противоречие, которое было заметно уже в присутствии двух параллельных подходов – логики «витрины» и стремления обезопасить границы, – достигло в этот момент точки невозврата. Национальный ирредентизм в такой республике, как Украина, оказался источником не столько выгоды, сколько опасности
[560]. Это значило, что крепость должна строиться под защитой герметично закупоренной границы.
В марте 1933 года была начата новая операция по очистке всех участков западной границы
[561]. Главной мишенью были приграничные районы УССР, где за 10 дней было арестовано 9500 человек из 15 000 жертв этой операции. Ею руководили В. А. Балицкий, К. М. Карлсон и И. М. Леплевский. Бывшие участники советско-польской войны, они были убеждены, что на Украине продолжает действовать, успешно проникая в польскую диаспору и украинские националистические круги, так называемая «Польская организация войсковая» (ПОВ).
Читая письмо Сталина и доклады ОГПУ, например записку Ягоды от 26 марта 1933 года, нельзя не удивляться тому, насколько сформировавшимся было к этому моменту то видение реальности, которое станет теоретической и практической основой Большого террора. Мы находим здесь подробное описание широкого заговора, разработанного Польшей и охватывающего на территории Белоруссии и Украины все отрасли экономики, транспорт, советские учреждения и даже партийные органы благодаря агентам из числа польской и немецкой диаспоры. В северных областях речь шла о заговоре, организованном Генштабом Финляндии с участием террористических группировок, проникших в такие «оплоты социализма», как бывший Путиловский завод в Ленинграде
[562].
Столь характерная для приграничных районов постановка знака равенства между внутренними и внешними врагами отныне была возведена в принцип, действующий в масштабах всего Советского Союза. Ему было суждено оказать важнейшее влияние на советскую политику в пограничной зоне, а также – что было новшеством – во внутренних областях страны.
Глава 4. Граница в условиях полицейского режима
Эволюция советской политики в отношении границ хорошо просматривается на примере двух фильмов, один из которых, «Граница» (или «Старое Дудино»), был запрещен сразу после поступления в прокат в сентябре 1935 года, а второй, «Граница на замке», успешно вышел на экраны в феврале 1938 года
[563]. Действие первого, снятого Михаилом Дубсоном в стиле, типичном для эстетики 1920-х годов, разворачивается на границе с Польшей. В фильме рассказывается история евреев, разделенных границей. Сталкиваются два мира: мир бедного штетла – грязного, отсталого местечка, где заправляет раввин и где у молодых рабочих и крестьян нет будущего, и в четырех километрах от него – динамичный колхоз, где еврейская молодежь радостно строит новую жизнь. Юноши и девушки штетла с завистью смотрят на то, что происходит по другую сторону границы. Если контрабандисты уже редко пересекают границу, то революционерам еще удается донести благую весть. К 1935 году, однако, эта история о национально-культурных связях и политическом выборе уже запоздала и была встречена отрицательно. Сталин запретил фильм. Зато в приключенческом фильме Василия Журавлева «Граница на замке», вышедшем тремя годами позже, границу пересекают только шпионы, которых затем ловят герои фильма. Граница больше не является обещанием светлого будущего – это территория маргиналов и бандитов, милиционеров и пограничников.
Пограничье стало запретной зоной, в значительной мере лишенной исконных жителей и культуры, милитаризованной территорией, населенной лояльными и потому привилегированными гражданами. При этом возникшая во второй половине 1930-х годов дифференциация между территориями, расположенными по две стороны границы, носила принудительный характер.
Какие средства использовались в 1935–1939 годах, чтобы лишить приграничные районы жителей? Как было показано в предыдущей главе, связь между географическим положением и степенью угрозы была сформирована уже в предшествующий период с помощью территориально обусловленных репрессивных практик. Но репрессии радикально усилились после убийства Кирова. Вырисовываются две параллельные тенденции. Историкам хорошо известны затронувшие весь Советский Союз операции, связанные с паспортизацией и процедурами идентификации личности, а также аресты и депортации, которые начиная с 1935–1936 годов носили явно выраженный этнический характер. Детали операций в приграничной зоне будут описаны здесь на основе существующих исследований, прежде всего работ Терри Мартина и Павла Поляна
[564]. Значительно менее изучены происходившие с 1935 года перемещения, не носившие принудительного характера и совершавшиеся в военных целях
[565]. Мы увидим, как под воздействием идеи неизбежного столкновения вдоль границ формируется «no man’s land» – запретная, необитаемая полоса.
